Переяславская рада. Том 2 - [16]
Столетиями мечом и крестом пробивался путь на Восток. Тщетно Оттоманская Порта и ее вассалы отгораживались законами ислама, словно крепостной стеной. Тщетно ислам под страхом смерти запрещал чужим кораблям появляться в водах Средиземного моря, чтобы вести торговлю с Египтом и Сирией. Войны и время делали свое.
В некоторых случаях ислам мирился с Ватиканом.
Между Западом, пребывавшим под тиарой Ватикана, и Востоком, над которым владычествовал Коран Магомета, лежали плодородные и необозримые земли славянских народов, и там вырастала непобедимая сила Московского царства, которое твердо и мужественно отстаивало свою землю, свою независимость, свою веру. И вокруг этого царства все крепче сплачивались другие русские люди, которые не хотели покоряться ни польской шляхте, исполнительнице приказов Ватикана, ни крымским татарам и их союзникам на юге, осуществлявшим волю Оттоманской Порты.
Украина, считавшаяся покоренной, теперь внезапно и неожиданно спутала все карты.
Имя Богдана Хмельницкого возникло как злой вестник для владык Запада и Востока. На том, чтобы, не теряя времени, истребить достигнутое еретиками, как называл русских людей Ватикан, или же неверными, гяурами, как говорили о русских людях в Порте, они — Стамбул и Рим — сошлись.
На некоторое время Ватикан повелел своим вассалам забыть вечные распри между Западом и Оттоманской Портой. Борьба за освобождение «гроба господня» была теперь не ко времени. В Стамбул выехал личный посол папы, иезуит Фабрициус Канн.
Зашевелились папские нунции и легаты и в других странах.
Наемники-ландскнехты, бродяги и авантюристы, лакомые на чужое добро, снимали со стен источенные ржавчиной латы (на новые денег не было). «Лучшие добудем на Украине», — утешали они себя, чистя мушкеты и пистоли, остря лезвия сабель и мечей. Эти люди без роду и племени кинулись внаймы к Речи Посполитой, лелея надежду на щедрый заработок в далеких украинских землях, покорение которых они считали легким и веселым делом.
Швеция, которая еще не так давно под любым предлогом старалась не показать свое подлинное отношение к Событиям в Речи Посполитой, наконец, под влиянием папского легата Вероны, заверила устами герцога Карла-Густава, который готовился стать королем, что ни одного кирасира, ни одного латника она не пошлет на польские границы.
Даже обнищалые саксонские курфюрсты, прусские бароны и баварские принцы, несмотря на свое протестантское вероисповедование, выявили готовность защищать католицизм и помогать Речи Посполитой.
Но никто — ни всемогущий папа, ни короли, ни министры, ни турецкий султан со своим мудрым советом-диваном, ни опытные завоеватели командоры — не мог предугадать всей сложности событий, развернувшихся вскоре…
На защиту своих земель, своей жизни, своих порядков, своего языка и веры стали народы-братья — русские, украинцы и белорусы. Это рождалась грозная и непобедимая сила, всего будущего могущества которой не могли ни предвидеть, ни понять бесчисленные шайки чужеземных завоевателей, бродяг и авантюристов, собиравшихся на Западе под эгидой римского папы и на Востоке под бунчуком турецкого султана.
Напрасно папа Иннокентий X верил твердо и нерушимо, будто бы мечи новоявленных крестоносцев очистят землю от еретической скверны, как он открыто с ненавистью называл славянские народы.
…Итак, все было взвешено и измерено. Оставалось только дать знак…
7
…Синий дым подымался кверху, к чистому небу, весенне голубому, хотя вокруг еще лежал снег и морозный ветер остро колол лицо. Демид Пивторакожуха стоял у калитки и смотрел, как просыпалась улица.
Проехали сани, накрытые рогожей, — из-под нее багровели коровьи туши. Это торговцы везли мясо на продажу.
Бешено промчался на вороном коне всадник. Ферязь, высокая горлатная шапка и добрый конь показывали, что это государев гонец.
«Видать, по спешному делу», — подумал Демид.
Несколько знакомцев торопливо прошли мимо, поздоровались, не останавливаясь.
Работные люди спешили на мануфактуру московского гостя Бузкова. Снова проехали сани, на этот раз груженные глыбами желтоватой руды. Ярыжка на козлах крикнул:
— Челом казаку! — подмигнул и подхлестнул лошадь кнутом.
Демид довольно улыбнулся. С той поры, как воротился он из Переяслава, все стали звать его казаком. Гетманская грамота несколько поистерлась от прикосновений множества пальцев. Хотя не каждый мог прочитать, но подержать в руках хотелось всем. Не так сабля гетманская удивляла, как эта грамота с печатью, привешенной на крепком волосяном шнурке. Сабля что! Ее и купить можно, были бы деньги. А вот грамота…
— Рано, черкашенин, поднялся, — послышался знакомый голос.
Демид оглянулся.
Сосед, оружейник Матвей Лесков, вышел из своей избы и подошел к нему.
— Едешь? — спросил, положив руку на частокол.
— Еду.
— Рад небось?
— Рад! — подтвердил Демид. — Одно жаль — хороших людей здесь покидаю…
— Хорошие люди повсюду есть, — задумчиво отозвался Лесков, В синих глазах его заискрился смех. — Вот кумедия! Как услыхал купчик наш, что ты с мануфактуры уходишь, закричал на приказчика: «Как так? Не пускать!» А приказчик ему: «Он (про тебя то есть) не приписной, вольная птица. Куда хочет едет, да еще грамоту охранную привез от черкасского гетмана». Выкусил!
Роман Н.Рыбака в первую очередь художественное произведение, цель его шире, чем изложение в той или иной форме фактов истории. Бальзак — герой романа не потому, что обаяние его прославленного имени привлекло автора. Бальзак и его поездка на Украину — все это привлечено автором потому, что соответствует его широкому художественному замыслу. Вот почему роман Рыбака занимает особое место в нашей литературе, хотя, разумеется, не следует его решительно противопоставлять другим историческим романам.
Историческая эпопея Натана Рыбака (1913-1978) "Переяславская рада" посвящена освободительной войне украинского народа под предводительством Богдана Хмельницкого, которая завершилась воссоединением Украины с Россией.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.