Перевернутая карта палача - [23]
Ул сокрушённо вздохнул и нахохлился, отвернувшись от востока. Эдак можно позволить себе додуматься невесть до чего. Признать, что и днём ты видишь некоторые звёзды, и вовсе не на дне колодца, как разрешают сказки.
— Я человек, и по-человечески прошу исправить ошибку, — обратился он к ледоломкам. Поклонился двум, уже выбравшим место на жёрдочке клетки. — Пожалуйста. Я скажу Сото, чтобы он не зажуливал мотыля, выделял вам. И сам брать у него мотыля не стану. Хотя о чем я, мне плыть в город. Как ещё мама примет новость?
От сказанного сделалось холодно. Ул обнял ладонями плечи, решительно вздохнул и встал в рост. Бережно поднял клетку. Птицы ничуть не встревожились! Ул, шагая мягко и удерживая клетку на вытянутых руках, взобрался по склону, миновал ивняк… и замер надолго.
Тихая Заводь отсюда выглядела вышивкой на полотне утра. Лишнее прятали тени, лучшее высвечивал первый румяный луч. Такую Заводь запомнить — в радость. Дом, срубленный своими руками, тоже виден, он далеко, но крыша приметная, свежий тростник выделяет её.
— Самую малость жаль, — признал Ул.
Поднял клетку на голову, удобнее перехватил нож в левую руку и прыгнул на лёд. Миновать полыньи надо как можно скорее, покуда туман вовсе не ослаб. Коно прав, скольжение по краю чистой воды не опасно для того, в ком помимо сознания живёт безошибочное чутье. Ул вспыхнул улыбкой, дернул повязку на волосах, будто гася лихость, играющую в волосах искрами серебра… Да, ему сил и ловкости хватает с запасом. Но, рассмотрев новую игру, иные дети возьмутся её повторить! И тогда поводов к бегству из Заводи сразу станет много, даже слишком.
— Нож знатный, — сквозь зубы прошипел Ул, по колено уходя в воду, чтобы сразу вывернуться и снова бежать, опережая трещины. — Уворовать бы, но разве дело? Нельзя красть ножи, нельзя брать и дарёные. Я маме пообещал… жаль!
— Что ты пообещал маме, чудовище? — сонно спросил старый Монз и снова провёл пальцами по готовым, вымоченным впрок розгам. — Сото необычайный человек, в нем редкая доброта и немалый ум. Я согласился выделить вам комнаты по его просьбе. Мог ли я подумать, чем обернётся одолжение? В деревне никак не способно уродиться столь испорченное создание. Даже для города ты, знаешь ли, слишком плох. Если бы твоя мама не была столь мила, если бы она хоть немного хуже готовила, если бы её мази не помогали от прострела…
— Но я ведь прав!
От сказанного, как обычно, не стало лучше. Наоборот. Монз встрепенулся, просыпаясь по-настоящему, остро глянул на розги и враз выбрал годную.
— Спускай штаны, чудовище. Ограничимся одной порцией воспитания, если ты повторишь внятно и без заикания, что же именно обещал. Начинай.
— Не брать чужого, — начал Ул, вжимая голову в плечи и слушая свист, становящийся острой болью. — Не врать. Не трепать языком. Не…
Розги он заготовил сам. Стоило ли удивляться, что они быстро ломались… Монз не удивился, хмыкнул своё обычное «чудовище» и велел натягивать штаны. Вредности в старом переписчике было меньше, чем в новорождённом цыплёнке. Как он умудрился прожить жизнь и не обозлиться, кочуя по дорогам, перебиваясь случайными заработками в долгие годы учёбы и отказываясь от выгодных заказов из соображений совести и смысла жизни теперь, в одинокой старости — всё это вопросы без ответов.
Месяц назад Сото исполнил весеннее обещание. Довез до Тосэна, провёл по лабиринту улиц. Постучал в низкую дверь, сообщив с сомнением: «Здесь, вроде». Заметил веревку колокольчика и дернул. Внутри дома зазвенело, зашаркало, закряхтело… Тогда и довелось впервые увидеть Монза.
Переписчик показался Улу червяком. Смуглый, морщинистый, нелепо укутанный от коленей и до бровей в платок козьего пуха. Свалявшийся струпьями платок перетянут вязаным же поясом немыслимой длины, обвивающим тело много раз… Монз был согнут вдвое, когда он высунул из тёмного логова голову. Он, кажется, еще больше согнулся, положив подбородок на сгиб локтя. Смотреть больно и неловко, — отметил тогда Ул, ёжась. Дрожащая рука переписчика виделась вывернутой, она едва удерживала медную ручку двери, заодно прилепившись к ней, будто без опоры червяку-человеку не устоять.
Монз снизу-сбоку глянул на Сото, улыбнулся бледными губами и стал ждать. Безмолвно выслушал пояснения о переселенцах из Заводи, о насущной надобности найти им место и помочь обжиться в городе. Без интереса и проверки содержимого Монз принял мешочек с деньгами и сгинул в тёмном ходу за дверью.
Звякнула цепочка, намекая на право войти. Сото ободряюще подмигнул, хлопнул Ула по плечу и поклонился его матушке, шепнул, что всё сладится, — да и был таков…
Входить показалось жутковато, но выбора не осталось. Логово Монза внутри пахло сыростью и старой пылью пополам с плесенью. Узкий каменный всход поднимался мимо кладовки во второй ярус, выводил в довольно просторную гостевую залу, имеющую три арки коридоров — на кухню и в два жилых крыла. Сам Монз занимал крохотную комнатку, примыкающую к библиотеке. Незваным гостям он без единого слова отдал на выбор аж три комнаты, до того дня заселённые лишь пауками.
Мама Ула позже, завершив уборку, признала: сперва ей тоже показалось жутковато, прямо пыточные застенки, и ворох замученных до иссушения мух, мотыльков и стрекозок. На кухне пахло едко и мерзко, Ул сразу сообразил: таков запах у голода, переходящего в застарелую изжогу…
Эльфы – злобные мелкие существа. Женщины гномов бородаты и страшны собою. Ведьм следует жечь, особенно черных. Мудрые прячут знания оттого, что жадны… Заблуждений немало у любого народа. Они разделяют прочнее Черной стены, опоясавшей страну эльфов. И помогают окрепнуть, набрать силу большому злу, опасному для всех.Преодолеть беду можно. Правда, для этого гномам придется учиться верховой езде, а Совету мудрых признавать свою неспособность объяснить природу и границы способностей одной деревенской ведьмы… Кстати, лучше о ней – шепотом.
«Свобода!» — сказала сбежавшая от подданных королева, и вздрогнула империя, на которую направила свое внимание эта милая и совсем не злая ведьма, не умеющая жить тихо. Увы, ее дети тоже не промолчали, все шесть, да и король наточил клинки и снарядил лук… Все надели маски, желая сохранить тайну своего пребывания в большом мире. И начался большой королевский маскарад, о котором люди вряд ли забудут даже много поколений спустя. На этом маскараде кое-кто под маской найдет судьбу, а иные просто развлекутся от души, обучая пустынных злодеев шамииров щедрости, эфрита — жизнелюбию, гномов, сказать страшно… высотному пилотажу.
Стоит быть осмотрительнее, высказывая несбыточные желания. Даже дома, наедине с собой и в плохом настроении. Потому что они могут исполниться. Правда, для этого придется тонуть в болоте, прыгать со скал, возвращать к жизни погибающих, забывая о себе. То есть вести себя совсем не так, как в прошлой тихой жизни. Только упорство и только труд, ведь иначе загаданные желания не сбудутся. Да и плату за их исполнение стребуют по полной. Зато какой же вам замечательный дарят мир! Будут и настоящие друзья, и любовь, и признание, и смысл новой жизни… А если так, стоит ли быть осмотрительнее? Эх, была не была…
Если твои имена и прозвища уже давно стали легендой, если они внушают страх и уважение каждому, если золота у тебя до бессмысленности много, – согревает ли душу такая слава? Окрыляет, наполняет жизнь смыслом? Нет! Ни деньги, ни страх не восполнят дракону, утратившему крылья, радости полета. Тогда как найти свой путь? Просто ослабить повод и дать свободу коню. Вмешаться в течение чужих судеб, подставить свой непобедимый клинок под удар, назначенный другому… Позволить себе обзавестись друзьями, заранее зная, что переживешь их и снова будешь одинок.
Вы видели живого эльфа? Нет…Я тоже.Мне даже ни разу не удалось взглянуть на труп. Настоящий, не в телехронике или отчете корпуса дагов. Между тем уже пять лет я учусь в колледже, работала во время практики на улицах. Свободный поиск, облавы, плановые операции… И — не везет! Обидно, горько… и смешно. У ведьм обычно с удачей нет особых проблем. С исполнением заветного желания тем более. Это — самое заветное.Нет, вру. Самое-самое у меня иное. Не увидеть, а убить. Почуять, выследить, заманить в ловушку, обложить так, чтобы не смог выскользнуть.
Можно тихо провести жизнь в стороне от рек удачи с их опасными водоворотами. Скучно, предсказуемо и безопасно. А можно, и захлебнувшись в такой реке, все же выжить, остаться на главном течении – на магистральных рельсовых путях, гудящих силой. И назваться Королем, и обзавестись семьей, да еще отогреть в зимней стуже приемышку, словно без нее мало ртов и забот тебе, проклятому, сохранившему о прошлом жалкие крохи воспоминаний – поди пойми, настоящих ли… Каждый выбирает себе по силам и имя, и друзей, и врагов.
Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.
Понятие «карты» имеет много смыслов. Для кого-то они игральные, их предназначение — одурачивать простаков и добывать для умного деньги, власть и сведения. Для кого-то они — знаки судьбы и даже оковы предрешенности, способные лишить воли к борьбе. А еще карты — рисунок дорог, похожих на кровеносные сосуды и позволяющих перекачивать иногда товары и почту, а иногда и войска… и будить особенное, тревожное любопытство, которое толкает людей в путь и делает свободными, зрячими и неравнодушными.