Переулок Птичий, дом 1 - [5]

Индюк недовольно поморщился и вытер носовым платком лысый затылок.

— Я бы непременно дал тебе тележку, но у нее так скрипит заднее колесо, что может напугать твоего малыша. А если он испугается, я буду чувствовать себя таким виноватым…

— Ну что вы, у меня очень смелый гусёнок! Я сегодня двигал шкаф, в квартире стоял такой грохот, а он ни капельки не испугался.

— Ну, ладно, — неохотно согласился индюк, — пожалуй, я дам тебе свою тележку. Только сначала я должен посоветоваться с женой. Ведь эту тележку нам подарила на свадьбу ее бабушка. Но, к сожалению, у Инвары разыгралась мигрень, и она пошла к врачу. Может быть, ее даже положат в больницу.

— Твоему королю мат, — объявил белый селезень. Но индюк даже не успел расстроиться.

— Жадина! — крикнул ему Гагат в самое ухо. — Я очень рад, что ты проиграл!..

— А ты… А ты… — рассердился индюк и стал круглым, как шар. — А ты… парикмахер!..

— Твое счастье, что ты лысый и не ходишь ко мне стричься. Я бы с удовольствием прищемил тебе дверью нос!

— Хорошо, что я чуть не дал тебе свою тележку. Ты обязательно сломал бы её…

И гусь с индюком поссорились. И, может быть, даже подрались бы. Но как раз в этот момент во дворе появилась пожилая цесарка Цикламена. Гусь с индюком поправили галстуки и, шаркнув лапами, сказали:

— Доброе утро!

— Доброе утро! — ответила цесарка Цикламена и подумала: «Как приятно, когда мужчины так вежливы».

За кроваткой для Гаврюши гусиная семья поехала на трехколесном велосипеде.

В магазине у бобра они выбрали прекрасную плетеную качалку. Примерили ее Гаврюше, и она оказалась впору. Лапы доставали только до середины.

Зря расстраивался папа Гагат. Впятером можно очень легко сделать самое трудное дело, не то, что донести до птичника детскую кровать.

Папа Гагат запретил Гамаше класть в кровать пуховую перинку. Велел положить соломенный матрац.

— Нечего гусенка растить неженкой! Пусть приучается к трудностям, если хочет стать настоящим моряком.

Пока неизвестно, хотел ли Гаврюша стать моряком. Скорее всего, он был для этого ещё маленький. Пока что он очень хотел спать. Путешествие до магазина показалось ему кругосветным.

Гаврюшу уложили в новую кроватку, и папа Гагат очень сильно её раскачал:

— Пусть мой сын с самого детства привыкает к морской качке и штормам.

Две красных лапки, два крыла…

Папа Гагат сидел в своём кабинете и размышлял о том, что пора заняться воспитанием младшего сына. Гаврюше уже три дня, а он совсем не знает жизни.

Гагат достал с полки толстую книгу о воспитании гусят в семье. Надел очки и на первой странице прочитал очень важную мысль: «Воспитание гусят лучше всего начинать в хорошую погоду. Если начать воспитание в плохую погоду, когда небо закрыто чёрными тучами и под лапами хлюпает грязь, то гусёнок может вырасти мрачным и неряшливым гусем».

Гагат посмотрел в окно. На птичьем дворе было солнечно. Но в особенно важных делах гуси больше доверяют своему носу, чем глазам. Поэтому Гагат высунул в форточку клюв и почувствовал теплое солнышко, запах цветов, свежий ветерок с речки — в общем, хорошую погоду. Он решил, что для воспитания это самый подходящий день.

После завтрака, когда Галета и Галактион ушли в птичью школу, а мама Гамаша занялась домашними делами, Гагат поставил гусенка посреди гостиной и сказал:

— Гаврюша, ты уже большой, и я тебя должен многому научить. Потому что я твой папа. Самое главное, что ты должен знать — это то, что ты гусь. У тебя две красных лапки, два серых крыла, длинная шея. И, пожалуйста, не перепутай себя с утками и курами.

— Ви-ви-ви? — пропищал гусенок.

— Не задавай глупых вопросов, — спокойно продолжал папа. — Сначала я научу тебя здороваться. Мы сейчас выйдем во двор и, если встретим утку или курицу, ты должен сделать вот так…

Папа Гагат вытянул шею и немножко наклонил голову. И Гаврюша тоже вытянул шею и немножко наклонил голову.

— Какой способный… — прошептала гусыня Гамаша, заглянув в гостиную.

Папа Гагат на нее укоризненно посмотрел. По его мнению, нельзя говорить о детях из-за каждого пустяка, какие они хорошие.

— Ну, вот, теперь можно выйти и во двор, — сказал папа Гагат. И добавил: — Если мы встретим индюшку с индюком, ты поздоровайся с ними тоже.

Гагат сомневался, нужно ли здороваться с жадиной. Он даже поискал про это в книжке. Но в книжке про это не было.

Во дворе было очень красиво. Земля нагрелась от солнышка. По небу плыли облака. Пушистые, как гусиный пух.

У забора гулял индюшонок Гобелен. Грудь — шаром, хвост — веером. Как всегда, в шерстяном шарфе и шапке.

— Гобель-оббель-оббель, — бормотал он, и, видно, очень себе нравился. Он рисовал крыльями на песке какие-то кривые полоски.

— Доброе утро! — вытянул шею гусенок. Индюшонок ничего не ответил и продолжал рисовать.

Гагат тихо порадовался, что у него такой маленький и воспитанный гусенок, а у индюка большой и невоспитанный сын.

— Это наш двор, — сказал папа Гагат. — Здесь гуляют птицы. И ты тоже будешь здесь гулять. Я бы хотел, чтобы ты дружил с хорошими птицами, которые не дерутся, а играют в разные интересные игры. Иногда сюда прилетают уличные мальчишки-воробьи. С ними гусятам дружить нельзя. Потому что они хулиганы, воришки и лгунишки. И не бегай во дворе с хлебными корками. Это неприлично.