Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании - [144]

Шрифт
Интервал

К. Леонтьев категорически возражает против возможности создания царства Божия на земле, против космополитической любви, которая якобы является уделом русского народа. Он здесь же снова противопоставляет Победоносцева Достоевскому и говорит, что прав первый, что истина не в речи Достоевского на юбилее Пушкина, а в речи К. П. Победоносцева на выпуске в училище для дочерей священно – и церковнослужителей Ярославской епархии, которая состоялась в эти же дни и где он сказал: «Любите вы выше всего на свете нашу Церковь. Только через церковь можете вы сойтись с народом…»[328]

Константин Леонтьев, как и Константин Победоносцев, убежден, что даже русское крестьянское право с «русскими рабовладельцами, с традиционной русской покорностью» лучше, больше дает для спасения души, чем «бессословность и равенство самих гражданских прав», которое, с его точки зрения, не есть «безусловное благо». Бог, с точки зрения К. Леонтьева, создал человека и мир не для всеобщей гармонии, а для испытаний. «Пока «блаженны миротворцы», ибо неизбежны распри». «Блаженны алчущие и жаждущие правды… ибо правды всеобщей здесь не будет… ибо что же алкать и жаждать? Сытый не алчет. Упоенный не жаждет».[329]

И самое главное. Для К. Леонтьева Бог не столько благость души, сколько «страх Божий». Не поиски Бога в своей душе, а страх перед Богом дает человеку спасение. «Простой, очень простой страх и загробной муки, и других наказаний – в форме земных истязаний, горести и бед».

Несомненно, нынешняя, модная ныне трактовка учения об особой русской цивилизации очистилась целиком от либеральных «слабостей» Николая Данилевского. Наши нынешние славянофилы связывают свое антизападничество прежде всего с отрицанием ценности свободы, ценности человеческой личности и человеческой жизни самой по себе. Характерное для нынешнего, по природе своей все же «красного» патриотизма противопоставление ценности государства, ценности внешнего военного величия государства ценности внутреннего, человеческого величия, доведено до логического конца, до абсолютного отрицания ценностей европейского гуманизма, отрицания заповедей Христа, и прежде всего заповеди «Не убий». Обратите внимание. В своем ответе на мою критику современных интерпретаций учения об особой русской цивилизации авторы статьи «О Боге, человеке и цивилизации» делают акцент на праве убить того, кто покушается на твои ценности, но ничего не говорят о заповедях Христа.

У нас сегодня сторонники особой русской цивилизации сознательно отвлекаются от таких «несущественных» частностей как боль, страдание, испытания тех, кто стал жертвой воплощения в жизнь коммунистических идеалов. При этом выпячивается якобы моральное преимущество советского монастырского, безвозмездного труда, труда на надрыве во имя общих целей и т. д., преимущество колхозов и социалистического соревнования.

Рискну утверждать, что аксиома Леонтьева, согласно которой «горе, страдание, разорение, обида» есть «посещение Божье», а гуманизм вреден, ибо «хочет стереть с лица земли все эти полезные нам обиды, разорения и горести»,[330] лежит в основе нынешней, новой трактовки учения об особой русской цивилизации. Когда читаешь сегодня трактаты об особой русской цивилизации, к примеру, ту же книгу Сергея Кара-Мурзы «Крах СССР», где предприняты попытки доказать, что советская, сталинская система, «советский строй – это реализация цивилизационного проекта, рожденного Россией и лежащего в русле ее истории и культуры»,[331] то везде слышишь голос Константина Леонтьева. И самое поразительное, Константин Леонтьев в 80-е XIX века говорил, что российское прикрепление крестьян на самом деле является предтечей возможного «социалистического рабства» и что на самом деле и российское крепостное право и «социалистическое рабство» больше сделали и сделают для укрепления могущества России, чем либеральные свободы.

Нельзя не видеть: чем дольше мы уходим от конца 90-х – начала нулевых, когда все же доминировал либеральный консерватизм или просвещенный патриотизм, соединяющий ценности нации и ценность государства с ценностями свободы и человеческой жизни, с ценностями западной христианской цивилизации, тем большую популярность приобретает у нас охранительский, реакционный русский консерватизм конца XXI века, связывающий спасение русской нации с искоренением из нашей жизни и политической практики всех либеральных ценностей.

И мне думается, что именно произошедшим в последние годы взрывом антизападничества объясняется нынешний поразительный рост в России популярности учения об особой русской коллективистской цивилизации. Конечно, особую русскую идею многие искали и двадцать лет назад, в первой половине 90-х. Но тогда многие всерьез верили, что «Запад нам поможет», поэтому не было еще морально-психологической почвы для антизападной истерии. Сегодня, особенно после присоединения Крыма к РФ, когда у многих возобладало убеждение, что на этот раз «Китай нам поможет», когда США, Запад снова, как в советское время, стали воплощением мирового зла, учение Николая Данилевского становится уже научным оправданием нового конфликта России и Европы. Не следует забывать, что сам труд Н. Данилевского «Россия и Европа» был патриотической реакцией на поражение России в крымской войне 1854–1855 годов. Мы внушаем себе, что Запад сегодня раздражает нас однополыми браками, но на самом деле мы не хотим смотреть в его сторону, ибо он напоминает нам о нашей неспособности открыть свою душу чувству сострадания к мукам жертв большевизма, жертв сталинского террора. Особенное бешенство наших политиков вызывает напоминание об очевидном: преступления против человечности, совершенные Гитлером, мало чем отличаются от аналогичных преступлений Сталина. Особенно, наверное, нас раздражают поляки, которые никак не могут успокоиться по поводу жертв Катыни, ищут места захоронения расстрелянных НКВД польских офицеров. Ведь нашей новой России абсолютно до лампочки, где покоятся останки жертв красного террора, сталинских репрессий 1937–1938 годов.


Еще от автора Александр Сергеевич Ципко
Неосталинизм и «красный» патриотизм. Новая «концепция» истории и нравственный кризис

За «концепцией» стоит какой-то странный патриотизм, какая-то странная любовь к своей Отчизне, причудливо сочетающаяся с кровожадной небрежностью к соотечественникам. В рамках этого мировоззрения причудливым образом соединяется и функциональная трактовка террора как средства строительства новой жизни, и идея особой русской, противоположной Западу цивилизации, и, наконец, все это скрепляется марксистской трактовкой истории как необратимого движения к коммунизму. Мы имеем здесь дело со смесью взаимоисключающих идей.


Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Риторический вопрос, вынесенный А. Ципко в название книги, это извечный русский вопрос. Его задают себе патриоты, которым жалко Россию после очередной «русской катастрофы». Почему русские сами, своими руками, уничтожили свою святую православную Русь, пролив реки собственной крови? – Этот вопрос задавали себе И. Бунин, М. Горький и др. в годы Гражданской войны. Почему русские с поразительной жестокостью издевались над русскими жертвами Гулага? – Этот вопрос задает себе А. Солженицын в труде «Архипелаг ГУЛАГ». «Русская весна-2014» придает новое звучание этим извечным русским вопросам.


Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

В своих последних статьях, собранных в этой книге, автор пытается понять, почему посткрымская Россия не хочет знать главную правду о большевизме, правду о том, что «возникновение на Западе фашизма стало возможно только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина» (Николай Бердяев). С точки зрения автора, главной причиной нашего русского нежелания расстаться с соблазнами и иллюзиями коммунизма, нежелания «жить не по лжи» (Александр Солженицын) является апатия души и мысли, рожденная испытаниями страшного русского ХХ века, жизнью на вечном надрыве, «затянув пояса», жизни, требующей бесконечных, часто бессмысленных жертв.


Восток — Запад. Свой путь: от Константина Леонтьева - к Виталию Третьякову

Есть все основания говорить, что нынешние массовые рецидивы крепостнического, аморального славянофильства, вся эта антизападная истерия являются свидетельством какого-то нового сдвига в общественном сознании. Все эти модные разговоры об особой русской миссии, об особом проектном сознании идут не столько от любви к России, сколько от незнания, что делать, как вести себя. Отсюда и соблазн сказать, что мы живем не хуже, а по-своему.


Сумасшествие как национальная идея

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Кремль наконец выработал молодежную политику: тащить и не пущать

 Опубликовано в журнале «Арт-город» (СПб.),  №№ 21, 22, в интернете по адресу: http://scepsis.ru/library/id_117.html; с незначительными сокращениями под названием «Тащить и не пущать. Кремль наконец выработал молодежную политику» в журнале «Свободная мысль-XXI», 2001, № 11; последняя глава под названием «Погром молодых леваков» опубликована в газете «Континент», 2002, № 6; глава «Кремлевский “Гербалайф”» под названием «Толпа идущих… вместе. Эксперимент по созданию армии роботов» перепечатана в газете «Независимое обозрение», 2002, № 24, глава «Бюрократы» под названием «“Чего изволите…” Молодые карьеристы не ведают ни стыда ни совести» перепечатана в газете «Санкт-Петербургские ведомости», 29.01.2002.


Пусечки и левенькие: любовь зла

Полный авторский текст. С редакционными сокращениями опубликовано в интернете, в «Русском журнале»: http://www.russ.ru/pole/Pusechki-i-leven-kie-lyubov-zla.


Анархия non stop

Анархизм, шантаж, шум, терроризм, революция - вся действительно актуальная тематика прямого политического действия разобрана в книге Алексея Цветкова вполне складно. Нет, правда, выборов и референдумов. Но этих привидений не встретишь на пути партизана. Зато другие духи - Бакунин, Махно, Маркузе, Прудон, Штирнер - выписаны вполне рельефно. Политология Цветкова - практическая. Набор его идей нельзя судить со стороны. Ими можно вооружиться - или же им противостоять.


«И дольше века длится век…»

Николай Афанасьевич Сотников (1900–1978) прожил большую и творчески насыщенную жизнь. Издательский редактор, газетный журналист, редактор и киносценарист киностудии «Леннаучфильм», ответственный секретарь Совета по драматургии Союза писателей России – все эти должности обогатили творческий опыт писателя, расширили диапазон его творческих интересов. В жизни ему посчастливилось знать выдающихся деятелей литературы, искусства и науки, поведать о них современным читателям и зрителям.Данный мемориальный сборник представляет из себя как бы книги в одной книге: это документальные повествования о знаменитом французском шансонье Пьере Дегейтере, о династии дрессировщиков Дуровых, о выдающемся учёном Н.


Русская жизнь-цитаты-май-2017

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Интервью с Уильямом Берроузом

Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.