Пересмешник - [19]

Споффорт

Каждый день в два часа Споффорт выходил на прогулку, примерно на час. Как и привычка насвистывать (единственное проявление неведомого ему умения играть на фортепьяно), любовь к прогулкам скопировалась в его мозг изначально вопреки желанию создателей. Не то чтобы он не мог ее перебороть – мог, если хотел, – но обычно не перебарывал. Работа в университете требовала так мало усилий, что оставляла достаточно свободного времени. И никто не обладал властью хоть что-нибудь ему запретить.

Он гулял по Нью-Йорку легкой походкой, раскачивая руками, держа голову прямо и обычно не смотря ни вправо, ни влево. Иногда он поглядывал на окна маленьких магазинов-автоматов, раздающих еду или одежду всякому, у кого есть кредитка, либо останавливался поглядеть, как команда роботов Второй модели опорожняет мусорные баки или чинит древнюю канализацию. Эти вопросы его занимали: Споффорт куда лучше любого человека понимал, как важны поступление еды и одежды и ликвидация отходов. Нельзя было допустить, чтобы безалаберность, царящая в других сферах жизни умирающего города, парализовала эти необходимые службы. Поэтому Споффорт гулял каждый день в разных частях Манхэттена и проверял, работает ли продуктовое и одежное оборудование, удаляются ли отходы. Он не был техником, но самые распространенные поломки чинить умел.

На людей он обычно не смотрел. Многие таращились на него, дивясь росту, крепкому телосложению, черным мочкам ушей, но он не обращал на них внимания.

В тот день прогулка привела его в манхэттенский Вест-Сайд. Споффорт шел по улицам из невысоких пермопластовых домов столетней давности. Перед некоторыми были плохо ухоженные палисаднички. По какой-то причине в интернатах учили цветоводству. Возможно, сотни лет назад какой-то инженер-планировщик, любитель цветов, счел, что среднему человеку это будет полезно; из-за его произвольного выбора люди, поколение за поколением, сажали ноготки, циннии, флоксы и желтые розы, сами толком не понимая зачем.

Иногда во время прогулок Споффорт останавливался и тщательно проверял магазинное оборудование. Он убеждался, что компьютер работает как надо и поддерживает запасы на должном уровне, что грузчики Второй модели готовы принять утренний подвоз, что автоматы по продаже исправны. Иногда он заходил в магазин одежды, вставлял в автомат свою особую неограниченную кредитку и громко говорил в заказофон: «Мне нужны серые брюки, которые будут сидеть на мне в обтяжку». Потом стоял в крохотной примерочной, куда едва помещался, ждал, когда звуковые волны снимут с него мерки, затем шел смотреть, как машины выбирают ткань из огромных рулонов над головой, кроят и сшивают брюки, после чего возвращают его кредитную карточку. Если в брюках обнаруживался дефект, например неправильно пришитые карманы или молния (а случалось такое часто), он либо сам чинил машину, либо вызывал по телефону робота-ремонтника. Если телефон работал.

Или заходил в канализационный канал и смотрел, нет ли трещин или засоров, а если есть, то как это исправить. Без него Нью-Йорк, вероятно, уже пришел бы в полный упадок. Иногда Споффорт гадал, как живут без толковых людей другие города, где нет Девятых моделей; ему вспоминались груды мусора в Кливленде или ужасная одежда жителей Сент-Луиса, где он недолгое время работал мэром. А ведь с тех пор минул почти век. Десятилетиями в Сент-Луисе все носили брюки без карманов и рубашки не по размеру, пока Споффорт своими руками не починил звуковое измерительное оборудование и не вытащил дохлую кошку из машины для пришивания карманов в единственном одежном магазине города. Наверное, в Сент-Луисе люди еще не ходят голые и голодные, но что будет через двадцать синих, когда все состарятся и ослабеют, а рядом не будет молодых, которым в трудной ситуации хватит ума пойти и разыскать Седьмую модель? Если бы Споффорт мог, он бы реплицировал себя, создал еще сотню Девятых моделей, чтобы поддерживать жизнеобеспечение Лос-Анджелеса, Филадельфии и Нового Орлеана. И не потому, что заботился о человечестве, – просто ему было больно видеть плохо работающие механизмы. Иногда он думал о себе как о механизме и чувствовал ответственность.

Но если бы он мог создать еще Девятые модели, он бы проследил, чтобы они родились без способности чувствовать. И со способностью умереть. С даром смерти.

Тем жарким августовским днем Споффорт не останавливался нигде, пока не дошел до приземистого здания на Сентрал-Парк-Вест. Сегодня у него была особая цель.

Здание было бетонное, одно из немногих в городе, с колоннами, большими окнами разноцветного стекла и темной от времени деревянной дверью. Споффорт открыл ее, вошел в пыльный вестибюль, где с потолка свисала хрустальная люстра, и приблизился к деревянной стойке, покрытой растресканным серым пластиком.

По другую сторону стойки спал в кресле плюгавый человечек.

Споффорт резко обратился к нему:

– Вы мэр Нью-Йорка?

Человечек сонно открыл глаза:

– Хе-хм. Я мэр.

– Я хочу поговорить с национальным архивом, – сказал Споффорт, впуская в свой тон нотку раздражения. – Мне нужен реестр населения.

Человечек даже немного проснулся.