Перешагнувшие через юность - [47]

Трава раздвинулась чуть ли не у самых ног Юрасова. Встал перед ним Аллахвердиев. Четкие брови лукаво изогнуты, белозубая улыбка.

— Все в порядке.

Продвигаются вместе дальше. Впереди овраг, там что-то дымится. Какие-то люди мелькают. Свои или чужие? Старшина и комиссар приготовили лимонки. Подождали, пока дым рассеялся. Похоже, что это саперы. Ротная кухня перевернута — ведь не стали бы немцы стрелять по своим. А, впрочем, осторожность никогда не мешает. Понаблюдать надо, выяснить наверняка.

— Руки вверх!

Затвор винтовки щелкнул между Юрасовым и Аллахвердиевым. Значит, все-таки наши! Прибежал командир окруженной роты старший лейтенант Борис Бейлин.

— Товарищ комиссар! Как вы к нам попали?

— Вызволять вас пришли. — Юрасов похлопал его по плечу. — Прикажите командирам подтягивать сюда роту. Только бесшумно. Иначе дело погубим.

Пока саперы снимались с бывшей нейтральной полосы, Бейлин рассказал, как все произошло.

…Комсомольцы с утра зарывали в лунки заряды с детонаторами, начиняли ими вытянутую поляну, которая отделяла нашу оборону от вражеской. На зорьке разыгрался тот самый бой. Пулеметчики сбили с толку гитлеровцев, отшвырнули их с поляны, где скрывались саперы, стараясь ничем не выдать себя.

Огневая точка на пригорке была уничтожена, младший сержант Иванов погиб, и немцы окружили роту. Они застряли в нескольких шагах от красноармейских окопов, так как дальше их не пустили гвардейцы.

— Хотели ночью прорваться, — сказал Бейлин. Ему до сих пор не верилось, что подоспела помощь, и он поворачивался то к комиссару, то к старшине, теребил их за рукава, словно желая удостовериться, что действительно свои люди рядом с ним.

Рота была отрезана от берега. Река близко, а напиться нельзя. Слушали, как плещется вода, и облизывали пересохшие губы. И есть хотелось, конечно. Правда, Романовский и Король еще до прихода Юрасова и Аллахвердиева ухитрились-таки натаскать с полкотла водички. Утолили немного жажду и кашу заварили из остатков пшена. Потянулись к котлу из каждого отделения бойцы с котелками. Уже и повар поварешку взял. Да ухнул снаряд прямо в кухню. Разорваться — не разорвался, но котел перевернул. Так и не удалось отведать каши — вся по прелым листьям расползлась, с мокрой землей смешалась.

…Не ожидая, когда снимется вся рота, Юрасов и Бейлин направляли группы бойцов к берегу. Раньше других окунулись в воду пулеметчики.

— Идите по руслу, — напутствовал Аллахвердиев. — Будьте осторожны, особенно вон у того поворота. Там стреляют непрерывно. Накроют минами — падайте в воду. Да берегите оружие, может, отстреливаться придется.

Проводили последнюю группу. Тогда двинулись и сами: Бейлин с посыльным, комиссар и старшина. До чего же тихо! Будто и нет никакой войны. Словно не из окружения они выбираются, а так себе, прогуливаются. Свежим воздухом дышат. Пряно пахнут какие-то растения, шебуршат в них всякие букашки.

Злосчастный «кувшин» опустел — вырвались из него саперы-комсомольцы. Из-под ног гладкие камешки выскальзывают, да вода похлюпывает. И продолжается ночная жизнь в прибрежных травах. Рота миновала опасные «ворота». Застряли одни замыкающие — видно, противник спохватился, что упустил саперов, принялся палить из орудий. Река теперь позади, в воде не спасешься.

— Бежим! — крикнул Бейлин.

Свои-то совсем близко. Воронки где-то тут. Но разве их в темноте разглядишь? Плюхаются снаряды, пылища — не продохнешь. Юрасов прижался к стене обрыва, а тут снаряд — бух! — в двух метрах от него. Обомлели все, скатились под обрыв. Снаряд же лежит как ни в чем не бывало. Не взрывается.

Подоспели из роты с носилками. Пригляделись — все живы-здоровы. Как же так? Странный снаряд… Аллахвердиев пошутил:

— Никак брат того снаряда, который с кашей познакомился?

Потом уже выяснилось, что в корпусе этого снаряда, что возле Юрасова лег, — песок. Вся начинка из песка, а в середине записка «Чем можем — поможем». Очевидно, немецкие рабочие русским посочувствовали. Может, и кто еще. Мало ли французов, чехов, поляков и бельгийцев на германских заводах работало.

— А Аллахвердиев-то наш, — говорил в полку комиссар, — словно олень по опасным тропам бегает. Если б не он, не выбрались бы мы, наверно.

3

Вырвавшись из тисков под Куринской, девятая рота отдыхала. У северного подножия Елисаветпольского перевала натянули палатки. Сверху — кроны скального дуба. Сквозь их листву не пробиться лучам жгучего солнца. И самолеты вражеские сколько ни высматривают, а саперов не видят — надежно укрылись. Крепко заснули, как, может быть, спали только дома возле матерей и братьев.

А у Павла Черкасова — ни брата-близнеца, ни матери. Умерла она с горя… Один Витька остался, младший братишка, несмышленыш. Принесли эту весть через линию фронта партизаны. И с тех пор мучает Черкасова бессонница. Ворочается он с боку на бок, то на живот ляжет, то на спину. Уж и считать про себя пробует: «Раз, два, три, четыре, пять…» Не берет его сон и все.

Вернулся из штаба батальона Бейлин. Тоже прилег.

— Завтра «ложными мостиками» заниматься будем, — шепотом сообщил он Черкасову. — На серпантине перевала. Нелегко придется. Порода-то скальная… Спи давай, сил набирайся.