Перешагнувшие через юность - [48]
— Я стараюсь, — кратко ответил Черкасов.
Забыться бы хоть на часок. Отвлечься от мыслей своих. Брат Николай, мама… Нет, не надо об этом. Значит, «ложные мостики»? Их еще называют могилами для фашистских танков. Меткое название! На проезжей части дороги — глубокая яма. Перекрытие замаскировано. Сунется танк — тут ему и могила.
— Трудно их выдалбливать, — вздохнул Черкасов.
— Что? — Бейлин мгновенно очнулся, смахнул муху со лба, потянулся.
— Да я про «ложные мостики».
— Тебе-то придется иметь дело с настоящим мостом. Особое задание. Кого в напарники возьмешь?
— Толю Романовского.
— Ну да, вы же с ним приятели.
— Друзья.
— Хороший он парень.
Бейлин сладко зевнул и тут же уснул снова. Черкасов согнал с него назойливую муху, стал наблюдать, как она, устроившись на его собственном колене, перебирает передними лапками, приподнимает слюдяные крылышки, готовится к полету. Ей все равно — сейчас здесь летает, через час у врагов.
Горный поток веками трудился и проточил в скалах овраг. За тем оврагом — передовая. Единственный мост соединяет ее с фронтовым тылом. По нему проходили машины, пехота и кавалерия напрямик, не делая огромный крюк по горам. По нему же нашим войскам доставлялись на передовую боеприпасы, продовольствие.
Фашистам давно хотелось захватить мост. Наше командование поставило перед комсомольским полком задачу: во что бы то ни стало переправу сохранить. В крайнем случае, заминировать, чтобы взорвать в нужный момент.
Павел Черкасов и Анатолий Романовский, нагруженные взрывчаткой, остановились под настилом. Где лучше подвести заряд? Прикрепить бы к прогонам, но как достать? Высоко.
— Залазь мне на плечи, — предложил Черкасов другу. — Давай, давай!
Тот кое-как вскарабкался на него вместе с опасным грузом, стал устанавливать заряд. Вставил детонаторы. Протянул бикфордовы шнуры. Вроде все. Романовский по-кошачьи мягко спрыгнул вниз. Теперь они распределили секторы наблюдения.
Ну и темнота! Смотри-не смотри — ничего не разглядишь. К тому же Черкасова начала одолевать дрема. Сказались бессонная ночь и напряжение последних дней. Слипаются веки, хоть пальцами их раздвигай. Скоро ли зорька-то? Он встряхнулся, побольнее ущипнул себя. Так и щипал время от времени, пока не забрезжил рассвет.
Вдруг над головой загудело. Самолет. Вражеский. Подошел Романовский, погрозил небу кулаком.
— Черт рогатый крутится спозаранку.
Черкасов следил за «фокке-вульфом» взглядом. Неторопливо он плыл, спокойно так. Потом от него отделились бомбы, словно черные капли.
Взрывная волна разметала друзей в разные стороны. Черкасова прижала к стволу кряжистого дуба, Романовского свалила в кювет. Очнулся Черкасов от удара, а струйка дыма уже порхает у прогонов моста, подбирается к минному заряду. Взорвется мост! Но ведь приказано сохранить его, лишь в крайнем случае разрушить. Не идут ноги Черкасова. Крикнуть и то не может — стонет. Сверхчеловеческим усилием дотянулся он рукой до спусковой скобы. Грянул выстрел, но шнур перебить не удалось.
Контуженный Романовский привстал. Закачался.
— Павлик, жив?
У Черкасова губы шевелятся, а слов его не слышно. Смотрит он на мост. Глянул туда и Романовский. Вздрогнул: дымок по шнурам приближается к заряду, до детонаторов — считанные сантиметры…
Подскочил он к мосту, выхватил из чехла финский нож, взмахнул. И не достал. Резкой болью в голове движение это отозвалось. До взрыва какие-то секунды. Тут Черкасов подполз, подставил себя, окровавленного, вместо опоры. Как уж Романовский забрался без его помощи на крутую стену — до сих пор не знает. Только перерубил провода у самого детонатора. Спас мост.
Обессиленный рухнул рядом с Черкасовым. Успел заметить улыбку друга. И потерял сознание. Последний раз улыбнулся тогда Павел Черкасов. Сомкнулись его черные ресницы, окаменело лицо, нос заострился. А небо, уже совсем голубое, осветилось солнцем. И не было в нем больше «фокке-вульфа», который убил комсомольца. Сделал свое черное дело и улетел.
Романовского отправили в госпиталь. Черкасова похоронили на вершине перевала, чуть западнее дороги. На дощечке надпись: «Красноармеец Черкасов Павел Иванович родился в 1924 году, погиб 28 августа 1942 года».
Саперы сооружали «ложные мостики» на пологом повороте, когда подкатил санитарный автобус. Притормозил. Из него выпрыгнула синеглазая девушка с санитарной сумкой через плечо.
— Хлопцы, где Черкасов Павлик?
Ребята переглянулись. Тарасевич махнул рукой в сторону перевала.
— Там он.
— Теперь ему медицинская помощь не нужна, — тихо добавил Греков.
Девушка не дослушала — она очень торопилась. Забралась в машину, и та рванула с места. Сегодня они должны обязательно увидеться: Павел и Оксана.
Автобус взобрался на ровное горное плато. Шофер подрулил к ветвистому скальному дубу, остановил машину. Над группой красноармейцев грянул прощальный винтовочный залп. С кем расставались они? Оксана поправила косынку, пошла взглянуть на свежий холмик земли.
Она все ускоряла шаги, почти бежала, и жесткая сумка била ее по боку. Почему так тоскливо? Какая-то тяжесть навалилась на Оксану. Пришлось встать, перевести дыхание. Земляной холмик уже близко. На дощечке буквы. Что такое? Нет, не может быть! И все же она заставила себя дочитать. Вот, значит, как встретились…
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.