Переселенцы и новые места. Путевые заметки. - [35]

Правдив и искренен и праведный великоросс. Если ему удалось отделаться от злого двойника, то от последнего не остается и воспоминаний, именно потому, что злой и хороший не смешивались и жили отдельно. Хороший великоросс никогда не важничает тем, что он хороший, никогда не любуется собой и не заглядывает в глаза другим, в ожидании похвалы и удивления. Он прост и скромен; он знает, что добро, это — настоящее то, что должно быть, чего должно требовать от всякого христианского человека; а зло — дело нечистой силы, вещь безбожная, запрещенная и для души прямо пагубная.

Эта правдивость перед самим собой, искренность, недоверие к компромиссам и условностям, это несмешение добра и зла и чуткое различение одного от другого составляют не только основное качество великорусского племени, но в этом его сила, его путеводная звезда. Пусть племя некультурно, в некоторых местностях необъятной страны дико; но раз в нем живет чувство правды и добра, оно уже сильно, не погибнет, не упадет до ничтожества. Пусть пьяная и жадная распущенность, как повальная болезнь, свирепствует в стране; но, раз она сознается самим народом, раз он не идет на сделки с совестью, он не упал окончательно.

Смелая правдивость великоросса, заметная в простонародье, совершенно несомненна в художественных произведениях нашей литературы; несомненна и всеми признана. Никто не станет спорить против того, что граф Толстой и Достоевский дали настоящие откровения в области психологии, что они раскрыли много явлений душевного мира, тогда-как до них эти явления только с внешней стороны описывались. И этим наша литература обязана своему народу, который никогда не лжет перед самим собой, который никогда не отворачивается от своей совести, никогда ее не балует и бесстрашно заглядывает в самые сокровенные тайники своей души. Так-же смело и правдиво заглянули в них и нашли великие писатели и вынесли оттуда сокровища ее тайн. Кто так смел и так силен, тот падает временно, а заблудиться без надежды найти настоящую дорогу не может, потому-что перед ним всегда его путеводная звезда — правдивость и правдолюбие. Если народ так много заслужил в области художественного слова, то нет причины не допустить возможности таких заслуг и в других областях мысли и чувства. Секрет силы великоросса в том, что в нем жив кантовский «категорический императив».

Героев-дельцов из великороссов в переселенческой конторе не видно. Кацап, если он делец, так уж сиротой прикидываться не станет; как-бы сам кого не осиротил. Разбогатев, он выходит в купцы и с крестьянским банком возиться не станет, потому-что он сам крестьянский банк. Богатые мужики тоже не просят помощи: сами все разузнают и обделяют. Мелкие негодяи и попрошайки, раз убедившись, что от конторы много не попользуешься, оставляют ее в покое и начинают нищенствовать и воровать по улицам. Этакого народа по всем городам, лежащим на переселенческих путях, сотни и тысячи; из их среды рекрутируются кадры босяков, шарлатанов, жуликов, горчишников и прочих мелких мошенников и тунеядцев. Чаще всего из героев в конторе показывются праведники и подвижники. Праведники люди пассивные: просто живут праведно, зла никому не делают, за зло, им причиненное, не мстят. Подвижники деятельны и чаще всего являются в роли доверенных от мира, защитниками общественных интересов. Праведник праведен безусловно, по сущности своей натуры: мухи обидеть не в состоянии. Подвижники иной раз бывают из таких, что нетолько муха, но и хороший верблюд должен держать ухо востро; но подвижник стоит за дело, которое считает святым, а потому на время своего подвига отрекается от нечистой силы и своего злого двойника и действует так, как ему указывает двойник добрый.

Положим, в какой-нибудь Буранной области, в неисповедимых пустырях, где среди сыпучих песков лишь изредка попадаются оазисы земли, способной к обработке, где вместо уездов какие-то мудреные подприставства и подучастки; где нет городов, а какие-то кордоны, пункты и маяки, где нет людей, а взамен бродят по песку неизвестные халатники неизвестной расы и неведомой религии, живущие в кибитках, в виде кастрюль, и ездящие на верблюдах, в виде огромных чайников на четырех ногах, — в этой-то привлекательной сторонке завелась тысяча-другая переселенцев из православной Руси. Открыты они были совершенно случайно местным подучастковым начальником. Правда, о переселенческих поселках должен был знать и донести местный аульный старшина, но он большую часть года кочует со своими верблюдами, овцами и женами на горном хребте У-хи, в пределах Китайской империи. Таким образом, подучастковому принадлежит честь первого открытия переселенцев, и он тогда-же донес, что на реке Каратае, текущей из одних песков в другие, весною взад, а осенью вперед, но на половине своего течения расширяющейся до трех аршин с четвертью, им было найдено около пяти поселков, населенных «иногородними», уроженцами разных губерний внутренней России. «Иногородние» показали, что они арендуют землю у туземцев; но так-ли это, и есть-ли у них арендные контракты — неизвестно, ибо туземцы в то время отбыли на летовки в китайские горы У-хи, куда аульный старшина увез вместе с собою канцелярию и печать. Паспорты у иногородних оказались все просроченными, от одного до двадцати-пяти лет и более. От переписи иногородние уклонились под предлогом полевых работ; но экономический их быт оказался удовлетворительным. Хотя дома по большей части — землянки, глинобитные или из воздушного кирпича, но в скоте недостатка нет, а также найдены большие запасы проса. Церквей и часовен в поселках не имеется, но кабаков — до двенадцати, причем все документы на право торговли оказались в порядке.