Пересечения - [9]

Глухой влажной ночью боеприпасы были вынесены из тайника, погружены в две рыбацкие лодки.

Ветер доносил с моря редкие выстрелы: восстание на Текселе продолжалось. Петр оглянулся на товарищей и увидел рядом с собой Автандила.

— Я с вами, помогу. А завтра отправлюсь к своим.

— Спасибо. — Петр пожал его узкую ладонь.

В ночном мраке они стояли шеренгой: ленинградец Сафронов, голландский рыбак, вызвавшийся показать кратчайшую дорогу к большой дамбе, белорусы Паша и Коля, киевлянин Гончаренко и тонкий высокий Автандил. Беззвездное небо нависло над их головами и сеяло мелкий дождь, в дюнах шуршал ветер, морские волны с тяжелыми вздохами разбивались о каменистые мели. Редкая стрельба на Текселе не утихала.

Перекличка длилась несколько секунд. Затем Кучма задвигался, поднял руки, опустил и протянул Петру свой автомат;

— Отпусти меня. Я старик. Я не могу с вами. Война кончилась, а нас тут всех могут… Не могу. Старый я.

— Уходи, — спокойно сказал Петр, отбирая оружие. — Дело опасное и добровольное. Кто еще? — Увидев шагнувшего вперед рыбака, забыв, что тот не понимает по-русски, Петр махнул рукой: — Иди и ты. Доберемся сами.

Но рыбак проворчал обиженно:

— Не гони меня, Петер. Я с вами. Дай мне его автомат.

Три улицы, сходясь перед дамбой, образовывали просторную площадь, а у самого въезда на высокую насыпь, укрепленную бетонными плитами, стоял новый кирпичный дом без оконных рам.

Рядом с домом громоздились плоские деревянные ящики, которые сняли с большой, покрытой брезентом машины немецкие солдаты.

Группа Петра опоздала перехватить машину со взрывчаткой на дороге. Наблюдая за немецкими солдатами из старого сарая на брошенной хозяевами усадьбе рядом с площадью, Петр решил, что кто-то должен подойти поближе, отвлечь фрицев, тогда бы успели пробежать метров сорок по площади.

— Ты не знаешь, куда они будут закладывать взрывчатку? — спросил Петр у рыбака.

— Там внизу вырыты траншеи, вчера видел.

— А ты точно знаешь, что они не заложили в траншеи ничего? — спросил Сафронов по-немецки.

Рыбак поглядел сначала на Петра, затем сказал:

— Вчера вечером там ничего не было.

Все молчали. Туман слегка рассеялся.

— Склад надо захватить, — сказал Сафронов.

— Да, — глухо согласился Петр. — Но как к ним подойти?

Ленинградец сказал Петру:

— Дай мне гранату.

— Зачем вы? М-может, н-не надо? — заикаясь, сказал Толик Гончаренко.

— Лучше я сам, — категорично сказал Петр, откладывая в сторону автомат.

— Нет, — сказал Сафронов. — А если тебя убьют? Я же не смогу их вести дальше. Давай гранату. — Он положил в карман куртки цилиндрическую зеленую смертоносную игрушку, сказал совсем тихо: — Если что, разыщи моих. Помнишь адрес?

— Помню, — прошептал Петр. — Канал Грибоедова, восемь…

Сафронов выбрался из сарая, прокрался через двор соседней усадьбы, где, как и во всех остальных дворах, не было видно ни единого человека, словно немцы всех выгнали из городка, и ушел по улице в туман.

Оставшиеся в сарае молчали. Петр сжимал в руках автомат. Гончаренко и Автандил жадно курили сигареты, выпуская дым в пахнущую навозом землю, а двое молодых белорусов и рыбак следили за немцами сквозь щели в стене сарая. Ящики с черными значками, кирпичи недостроенного дома, солдаты в зеленых френчах, в сапогах с широкими голенищами и в шерстяных зеленых пилотках, снующие от машины к ящикам, — все это было хорошо видно.

Сафронов вышел из-за дома слева и направился к немцам. Он шел косолапо, неуклюже переставляя ноги в грубых крестьянских кломпах[3] и брюках чуть ниже колен, заложив руки в карманы широкой рыбацкой куртки. Кто-то из солдат окликнул его, приказал остановиться. Сафронов громко сказал что-то по-немецки.

— Черт! — выругался рыбак. — Он говорит о нас. Надо бежать!

— Лежи! — сурово приказал Петр. — Так надо. Пусть идут к нам, мы их встретим.

Сафронов что-то сказал о партизанах и пошел вперед, хотя немец угрожающе поправил автомат на груди.

Когда до груды ящиков оставалось метров двадцать, немец крикнул свое «хенде хох».

— За мной! — Петр выскочил из сарая. — Стрелять только в немцев, не в ящики!

Все произошло быстро, слишком быстро. Они успели добежать до камней ограды перед площадью.

Немцы прекратили работу, уставились на Сафронова, тот вынул руки из карманов, поднял их и вдруг коротко взмахнул правой, метнул гранату на ящики, а сам бросился на асфальт.

Дернулась земля от взрыва, рухнула крыша сарая, а недостроенный дом у дамбы развалился. Петра и его людей откинуло взрывной волной.

— Вперед! — Петр перепрыгнул через ограду и побежал к остаткам разрушенного склада.

Сброшенный взрывом к воде, покореженный грузовик горел, шипя раскаленным металлом, уцелевшее колесо медленно вращалось, разгоняя над собой черную резиновую копоть. Горели обломки ящиков. На месте, где лежала взрывчатка, асфальт был разворочен и опален. Убитых солдат разбросало. Пахло порохом и паленым. Облако пыли, редея, уходило к низинам.

— Где Миша? Где Сафронов? — Петр нигде не видел ленинградца. — Всем спрятаться в развалинах, должна быть еще одна машина. Да вон она!

Автандил меткой очередью уничтожил водителя. Грузовик вильнул, качнулся, медленно упал набок, врезался в каменный забор. Ящики со взрывчаткой посыпались на землю. Два немца в зеленых шинелях, истошно крича, умчались в глубь усадьбы.