Пересечение - [112]

Шрифт
Интервал

– Ты серьезно. Так я не ошибся! Ладно, съезжу один. А за тебя буду держать фигу в кармане.

– Ладно, балабол. Ты и сам поаккуратней.

Дома было в меру прохладно, но он сразу же пошел в душ. Расслабленный, в одних шортах он уселся на диван и задумался. Надо было решить, в чем он пойдет на встречу с загадочной красавицей. Именно сам факт такого знакомства и предлога их вечерней встречи был неординарным. Он достал кулон, прицепил к нему цепочку, надел через голову и подошел к зеркалу. Черный граненый камень на голой груди смотрелся очень неплохо. В солнечном свете из окошка на его гранях проблескивали небольшие радуги преломления.

– А не надеть ли выходной костюм, – подумал он. В нем он будет выглядеть очень импозантно.

Он снял с себя цепочку с камнем, положил в коробочку и стал наряжаться.

На белую рубашку он повязал свой самый красивый галстук и надел пиджак. Из зеркала на него смотрел чуточку взволнованный молодой человек в строгом костюме.

– Элегантный как рояль, – сказал сам себе в лицо и показал отражению язык.

– Нет, надо выглядеть попроще, припрусь в костюме, буду выглядеть как дурак в эту жару.

Рука автоматом скользнула в боковой карман и нащупала какой-то твердый незнакомый предмет.

Он вытащил предмет и посмотрел на него. Предмет был точно ему не знаком. На ладони лежала красная плоская вещица толщиной в сантиметр, похожая на стилизованное изображение спиральной галактики. То, что эта вещица не простая безделушка, почувствовалось сразу. Во-первых, в руке она ощущалась достаточно тяжелой, хотя в кармане тяжести и давления от нее совсем не было. А во-вторых, чувствовалось в ней что-то необычное, неординарное. Вот чувствовалось и все!

Как она оказалась в кармане его костюма, было абсолютно непонятно. Костюм весной побывал в химчистке и затем надевался всего один раз на юбилейный банкет в фирме. А тогда, после банкета, он точно все выгреб из карманов, так как искал номер телефона одной подружки, записанный на бумажном обрывке во время банкета. Он ясно помнил этот эпизод. Он как обычно закончился ничем.

– Мистика да и только. Ну не могли же спиральку подбросить в закрытую квартиру в карман пиджака. Это было просто несерьезно.

Он потыкал пальцем в лежащую на ладони вещицу, и вдруг она, к его величайшему удивлению, изменилась. Из торца пластины в месте, где на краю заканчивалась одна из спиралей, появился этакий хвостик – USBразъем.

– Ничего себе! Флешка!

Он понажимал спиральку в разных местах – разъем то появлялся, то исчезал, но его появление точно не было связано с местом нажатия.

Он никогда не видал ничего подобного, но мало ли чего он не видал.

Владимир начал вспоминать, кто побывал в его квартире за последнее время. Кроме Валерки никого. Было еще несколько разных посещений с газовой, электрической компаний, сосед снизу, но они дальше прихожей точно не заходили.

Оставалось только посмотреть загадочную флешку на компьютере, чтобы окончательно убедиться в чьей-то глупой шутке и, возможно, Валеркиной. Но тот уж точно не стал бы так долго молчать, все равно бы напомнил о шутке.

Весь в сомнениях он включил комп, дождался полной загрузки, включил антивирусную программу, совсем недавно он установил самый крутой антивирусник и вставил флешку в разъем. Через некоторое время программа сообщила, что вирусов не обнаружено.

Тогда он дал команду «Открыть».

По экрану медленно поплыла странная геометрическая фигура, напоминающая стилизованное изображение спиральной галактики, но выполненная под какимто непривычным ракурсом. Каждая линия картинки хоть и казалась непрерывной, но не была ей. Она состояла из бесчисленного множества каким-то неведомым образом различимых как отдельные мельчайших разноцветных точек. Так что фигура не имела постоянного цвета и как бы переливалась. Он смотрел на картинку и не мог оторвать от нее взгляда, она просто заворожила его так, словно он полностью погрузился в нее. Словно исчезли все звуки, как в комнате, так и из открытого окна на улице. Картинка проплыла через весь экран и исчезла. Снова вернулись звуки. Владимир потряс головой, сбрасывая оцепенение, и снова вцепился взглядом в экран.

По белой поверхности экрана, переливаясь различными цветами, меняясь размером и объемом и словно играясь, плыла короткая фраза, а точнее три коротких слова. Только вот, к сожалению, слова эти были написаны на неизвестном ему языке. Ни одна из букв не могла быть отнесена ни к латыни, ни к кириллице, ни даже к арабскому письму. Больше всего буквы походили на иероглифы.

А затем эти слова превратились в уже знакомую, стилизованную под галактику фигуру, что только что появлялась на экране его монитора. Фигура мерцала на экране мельчайшими разноцветными точечками. Затем фигура снова превратилась в уже виденную надпись. Словно по наитию он взял ручку, листок бумаги и тщательно срисовал надпись с экрана. Сравнив свой рисунок с периодически появляющейся на экране надписью, он дорисовал парочку пропущенных завитков. Тотчас же по какой-то внутренней команде программа отключилась, а на экране появилась заставка «Рабочего стола».

Владимир попытался еще раз открыть программу на флешке, но ничего не вышло. Компьютер ее просто не видел. Он вытащил флешку из разъема и еще раз попытался вставить. Но и тут ничего не вышло, так как USB-порт исчез. Никакие нажатия пальцем не помогали, разъем больше не появлялся.


Рекомендуем почитать
Беспаспортных бродяг просят на казнь

Эта серия книг посвящается архитекторам и художникам – шестидесятникам. Удивительные приключения главного героя, его путешествия, встречи с крупнейшими архитекторами Украины, России, Франции, Японии, США. Тяготы эмиграции и проблемы русской коммьюнити Филадельфии. Жизнь архитектурно-художественной общественности Украины 60-80х годов и Филадельфии 90-2000х годов. Личные проблемы и творческие порывы, зачастую веселые и смешные, а иногда грустные, как сама жизнь. Архитектурные конкурсы на Украине и в Америке.


Три обезьяны

Стефан Игаль Мендель-Энк (р. 1974), похоже, станет для шведских евреев тем, кем для американских стал Вуди Аллен. Дебютный роман «Три обезьяны» (2010) — непочтительная трагикомедия о трех поколениях маленькой еврейской общины большого Гётеборга. Старики, страшащиеся ассимиляции, сетуют на забвение обычаев предков, а молодежь, стремительно усваивающая шведский образ жизни, морально разлагается: позволяет себе спиртное, разводы и елку на Рождество.


ЮАР наизнанку

ЮАР не зря называют страной радуги: разнообразный спектр народов и культур, заселивших эту страну, напоминает разноцветные лучи радуги. Так построена жизнь: обитатели делятся на белых и черных, которые живут по-разному, думают по-разному, едят совершенно разную пищу, смотрят разные программы по телевизору и даже слушают разных диджеев по радио. Но они, как ни странно, неплохо сосуществуют. Как? – спросите вы. ЛЕГКО!


Двухсотграммовый

«Их привезли в черном полиэтиленовом шаре. Несколько мусорных мешков, вложенных один в другой, накачали воздухом, наполнили водой, обмотали скотчем. Планета, упакованная для переезда.Запыхавшийся мужик бухнул шар на пол. Беззубый повар Семен полоснул ножом, и его помощник таджик Халмурод ловко прихватил расходящийся, оседающий полиэтилен. Из раны потекла вода. Семен расширил отверстие, взял сачок, стал зачерпывать и перекидывать в пластиковую ванночку. В точно такой же Семен купал своего сына-дошкольника.Рыбы не трепыхались.


Ходить, ходить, летать

Ходить, чтобы знать, летать, чтобы находить, а найдя, передавать другим. И никогда, никогда не переставать верить в чудо.


Сокровище господина Исаковица

Представители трех поколений семьи Ваттинов, живущей в Швеции, отправляются в маленький польский городок, где до Второй мировой войны жили их предки, По семейному преданию, прадед автора, сгинувший в концлагере, закопал клад у себя во дворе, и потомки надеются его найти. Эта невыдуманная история написана так просто и доверительно, что читатель не замечает, как, путешествуя по Европе в компании симпатичных деда, отца и внука, погружается в самые страшные события истории XX века. Данни Ваттин не просто реконструирует семейную хронику, Он размышляет о том, как легко жестокость может стать обыденностью, а бюрократ – палачом; о том, что следы трагедий прошлого не стираются на протяжении многих поколений.