Пересадка на узловой - [11]

— Какие шутки. Художественную школу закончил. В профессионалы мечтал выбиться, — не удалось. До сих пор для себя рисую. Так что могу кое-что. Вам как нарисовать?

— Чтобы выглядел рисунок, как фотография на документ. Только крупнее, пожалуйста.

— Напишу пером и тушью на ватмане.

— Хорошо. Еще попрошу, если не забыли, так же других попутчиков нарисовать. И проводника. На всякий случай.

— О, это времени потребует. Раньше, чем завтра к вечеру, не смогу.

— Я подожду. Не спешите.

Разговор был закончен. Шатохин проводил инженера Емелина до двери, на прощанье пожал руку:

— До завтра. Звоните, если еще что-то вспомните.

7.

Лагунов изменился. Ссутулился, из-за чего, казалось, стал меньше ростом; лицо с тонкими чертами заострилось, приобрело землистый оттенок. Двадцать семь лет, а выглядит куда старше.

Шатохина он узнал тотчас. Любопытство и одновременно настороженность вспыхнули в голубых глазах.

— Садитесь, Сергей Ильич, — предложил Шатохин. Вдвоем они находились в кабинете замначальника колонии.

— Как мать? — спросил Шатохин.

— Спасибо... Пишет.

— О вас положительные отзывы. Давно встали на путь исправления?

Лагунов выжидательно молчал. В глазах был немой вопрос: «Зачем пожаловал?»

— Есть мнение на поселение перевести.

— Приехали порадеть об улучшении моего бытия? — с усмешкой спросил Лагунов, глядя в окно.

— По делу приехал, Сергей Ильич. Отчасти для вас должно быть небезразлично. Хотите помочь? Мне кажется, в ваших интересах.

— Можно поконкретнее? В чем помочь? Все в свое время выложил.

— Один из проданных вами наганов так и не был найден.

— Я при чем. Мне за мое воздано. Мало, считаете?

— Не считаю. Давайте ближе к делу. Так хотите помочь?

— Говорите, — после некоторого молчания тихо сказал Лагунов.

Шатохин вынул из внутреннего кармана пиджака переснятые портретные рисунки челябинского инженера. Пять снимков — соседи по купе и двое проводников. Подал их собеседнику.

Лагунов медленно, кладя одну под другую, несколько раз просмотрел каждую фотографию.

— Вот он. — Положив сверху снимок-рисунок соседа Емелина по купе, назвавшегося строителем Аркадием, возвратил Шатохину. — Я же его приметы называл. И вам, и следователю. Стрелял, да? — В голосе Лагунова угадывалось беспокойство.

— Вообще-то...— Шатохин не торопился убирать фотографии. — Но откровенность на откровенность, Сергей Ильич. Нет. Просто имел при себе.

— Имел — значит, наган теперь у вас?

— Ну, этак мы поменяемся ролями, — Шатохин улыбнулся. — Пока не будем. Лучше еще раз вернемся к обстоятельствам продажи. Не забылось?

— Здесь смена событий не такая быстрая. Только прошлым и будущим живешь. Настоящего нет.

— Тогда расскажите по порядку.

— Что особо рассказывать. В Барнауле у железнодорожного вокзала с этим, — Лагунов кивнул на верхний в стопке снимок-рисунок, — встретились. Предложил. За триста рублей. Наган он хотел купить, деньги у него были. Только сначала он мне предложил не деньги. Рассчитаемся, говорит, веселой травкой.

— Чем? — уточнил Шатохин.

— Анашу предложил в обмен на наган. Но я отказался. Он торговаться не стал, выложил три сотни — и разошлись.

Вот оно что! Вот, кажется, ключ к разгадке, чем занимается обнаруженный в избушке путейцев мужчина. Кажется, и содержимое портфеля, с риском взятого из камеры хранения, не загадка. Трудно переоценить сообщенное Лагуновым.

— Почему не упомянули в свое время эту деталь следствию? Ведь не упомянули? — спросил Шатохин.

— Боялся.

— Чего?

— Еще одну статью себе пристегнуть. Найдут его, и, чего доброго, в сообщники меня... Вообще после этой встречи сильно испугался. Оружие, наркотики. Понял: если немедленно не бросить все, тюрьмы не миновать. Хотел...— Лагунов облокотился на стол, подпер голову руками.

— Постарайтесь вспомнить подробно весь разговор, и почему вы подошли именно к нему, — помолчав, попросил Шатохин.

— Как почему подошел? Почему, к примеру, цыганка к каждому не подкатывает? Чувствуешь же, с кем о чем можно или нельзя речь заводить. А разговор короткий. Я ему: «Есть револьвер». Он: «Сколько?» — «Триста». Не знаю, что он там подумал, прикинул: «Травку веселую взамен дать могу. Покуришь, огни Иссык-Куля увидишь. Любой ручеек шире местной реки — это он про Обь — покажется. Сам кайф ловить не захочешь, выручишь за травку куда больше, чем просишь сейчас». Говорил, а сам улыбался. О себе не говорю, но этот гад... Я про веселую травку знал. Знакомый один добывал, курил. Быстро испекся...— Осужденный посмотрел на Шатохина. — Вот и весь разговор. Отказался наотрез. Он мне три кус... триста рублей и — разошлись... Вот так. А на путь исправления, как вы говорили, я не становился. Просто, раз уж попал сюда, делаю, что велят, и дни зачеркиваю в календарике.

— Я подумаю, Сергей Ильич, постараюсь сделать, что в моих силах, для вас, — сказал Шатохин.

8.

— Отар. Это станция, на которой выходят те, кто не хочет лишние полсуток трястись в поезде, огибать горы. Через два часа автобусом уже попадают во Фрунзе, — Шатохин, докладывая начальнику уголовного розыска, держал в руках карту Киргизии. — Если свести воедино все показания, разыскиваемый частый гость в этих краях. Возможно, родные его края. Фрунзе, Токмак, Прииссыккулье...