Перепутье - [2]

Теперь у нее появились собственные взгляды, и она часто не соглашалась с мужем; даже когда их точки зрения совпадали, она подчас тверже отстаивала свою позицию. Одно из самых яростных столкновений между ними произошло несколько недель назад, в конце мая, из-за парохода «Св. Людовик», который с 937 евреями на борту, высланными из Гамбурга, направлялся в Гавану. В Гавану эмигрантов не пустили, и они были обречены на голодную смерть из-за того, что корабль не мог войти в порт. Многие пытались помочь эмигрантам найти пристанище — ведь в противном случае им пришлось бы вернуться в Гамбург, где их ожидала верная гибель. Лиана говорила о них с президентом, воспользовавшись тем, что знает его лично, но все оказалось безрезультатным. Американцы отказались принять беженцев, и Арман видел, как рыдала Лиана, когда все ее усилия, так же как усилия других, ни к чему не привели. С корабля сообщали о том, что эмигранты скорее разом покончат жизнь самоубийством, нежели вернутся в Гамбург. Наконец Франция, Англия, Голландия и Бельгия проявили милосердие и согласились принять эмигрантов. Ссора между Арманом и Лианой не утихала. Впервые в жизни она разочаровалась в своей собственной стране, и ее гневу не было предела.

Арман также от всей души сочувствовал беженцам, он полностью разделял позицию Лианы, но все-таки считал, что у Рузвельта, видимо, были свои причины, чтобы отказать принять евреев-беженцев. А Лиану сердило именно то, что Арман был готов принять позицию Рузвельта, ей казалось, что ее предали. Она считала Америку страной богатства и изобилия и родиной свободы. Муж пытался объяснить ей, что частное мнение — это одно, а позиция правительства — совершенно другое, и что иногда президенту приходится принимать жесткие решения, и нельзя осуждать его за это. Важно то, что людей удалось спасти.

Несколько дней Лиана не могла успокоиться. Уже после того, как конфликт разрешился, она имела длинную и даже несколько резкую беседу с первой леди Америки, женой президента Рузвельта. Миссис Рузвельт разделяла чувства Лианы. Она приняла судьбу пассажиров «Св. Людовика» так же близко к сердцу, но так и не смогла убедить мужа изменить решение. Соединенные Штаты должны уважав свои законы, а количество немецких евреев-эмигрантов превышало годовую квоту. Миссис Рузвельт напомнила Лиане, что в конце концов для беженцев все кончилось благополучно.

После этого случая Лиана осознала всю тяжесть положения людей в Европе, она вдруг по-новому поняла, что происходит там, вдали от вашингтонских дипломатических обедов. И твердо решила вернуться с Арманом во Францию.

— Тебе не грустно покидать родину, дорогая?

Они сидели за тихим семейным обедом, он смотрел на нес с нежностью. Лиана покачала головой.

— Я хочу узнать, что происходит там, в Европе, Арман. Здесь мы так далеки от всего этого.

Лиана улыбнулась ему, в этот миг она любила его даже больше, чем прежде. Случай со «Св. Людовиком» был окончательно забыт. В конце концов, они провели вместе десять необыкновенно счастливых лет.

— Ты действительно думаешь, что скоро начнется война?

— Но не в твоей стране, дорогая.

Арман никогда не упускал повода напомнить ей, что она американка. Он считал, что она должна сохранить чувство Родины, чтобы ее не подавляли ею взгляды и его связи с Францией В конце концов, она была отдельной самостоятельной личностью и имела право на собственное мнение. До сих пор их точки зрения по всем вопросам совпадали, а возникающие время от времени разногласия, казалось, только укрепляли их любовь. Он уважал ее мнение так же, как и свое собственное, и восхищался упорством, с каким она отстаивала то, во что верила. Она была сильной и умной женщиной. Он относился к ней с большим уважением с того самого дня, когда в Сан-Франциско познакомился с ней, тогда еще пятнадцатилетней девушкой. Она казалась восхитительным ребенком небесной красоты, но при этом обладала обширным кругозором и удивительной для такой юной девушки мудростью, которой была обязана уединенной жизни со своим отцом, Гаррисоном Крокеттом, владельцем крупнейшей пароходной компании.

Арман хорошо помнил, как увидел ее впервые в саду консульства в Сан-Франциско — в белом льняном летнем платье и большой соломенной шляпе. Она молча слушала кого-то из взрослых и вдруг повернулась к нему с сияющей улыбкой, говоря что-то на безупречном французском. Отец очень ею гордился.

Арман улыбнулся, вспомнив отца Лианы. Гаррисон Крокетт был очень своеобразный человек. Суровый и в то же время мягкий, красивый и благородный, он посвятил жизнь своей единственной дочери и делу, в котором добился блестящих успехов. Он преуспел в жизни.

Они познакомились ближе на неофициальном обеде, устроенном предыдущим консулом перед отъездом из Сан-Франциско в Бейрут. Арман знал, что Крокетт туда приглашен, но был уверен, что тот не придет. Большую часть времени Гаррисон Крокетт проводил в стенах своей каменной бродвейской крепости, выходившей окнами на залив. Его брат Джордж, один из самых знаменитых в Сан-Франциско холостяков, пользовался популярностью благодаря не столько своему обаянию, сколько своим связям и громадному успеху брата. Но, к невероятному удивлению собравшихся, Гаррисон на обед явился. Он разговаривал мало и скоро ушел, однако успел очаровать Одиль, жену Армана. Крокетт произвел на нее такое сильное впечатление, что она решила во что бы то ни стало пригласить его с дочерью на чай. Во время обеда Гаррисон рассказывал Одиль о дочери. Особенно он гордился тем, как она владеет французским. С довольной улыбкой он сказал, что она «необыкновенная девушка». Когда Одиль передала мужу эти слова, Арман не смог сдержать улыбки.