Переполненная чаша - [8]
В общем, сложив все в один ряд, Грация решила не портить себе жизнь. Теперь, еще издали заслышав голоса возвращающихся с работы поварих и официанток, она скоренько сворачивала на боковую тропку, чтобы остаться незамеченной. Это Пуховка оценила. И вознаградила вновь появившимися улыбками и предложениями молочка: «Ваша-то хозяйка бескоровная». Лихач Толик Фирсов стал притормаживать свою колымагу с надписью на брезенте «Люди», когда приближался к окну Грации. Но пыль от стада все равно клубилась смерчем. И Егорыч, как прежде, матерщинил. Однако, понятно, пастух был наособицу, его не касались тонкости пуховской жизни. Он появлялся откуда-то издалека, со стороны, еще до рассвета, со своими золотыми часами и ослепительной улыбкой, в модных трикотажных рубашках — с воротничками-стоечками, в джинсах с необычайным лейблом: «Каумэн» — «Коровий человек», отрабатывал долгую смену, охраняя стадо, и точно так же исчезал в неизвестном направлении. Грация чувствовала его подчеркнуто хулиганское внимание к себе — и не могла остаться равнодушной. Она и ненавидела Егорыча, и в то же время тянулась к нему, привлекаемая его загадочностью, необычным для деревни внешним видом, даже грубостью, которая, думалось, была наносной, а что там, в Егорыче, на самом деле, и Егорыч ли он, а может, совсем не Егорыч, а Георгий Победоносец, переиначившийся для облегчения своей жизни, ей было неизвестно и очень хотелось выяснить.
Ее интерес к Егорычу вдруг явственно прорезался и утвердился, когда однажды она вышла прогуляться из ржавеющего лесного массива в низину, за которой была речка. Грация могла бы поклясться чем угодно, что не думала встретить глуховское стадо, — ведь Егорыч, замечала она, гнал его к реке спозаранку, но почему-то стадо оказалось к полудню на опушке. Коровы лежали, а Егорыч сидел под одиноко росшей елью на небольшом возвышении, и этот пригорок был тут и там запятнан лохматой белизной кожуры бананов. Грация сначала тихонько засмеялась: а разве не смешно — подмосковный пастух, а не какой-нибудь верблюжий пастырь из Египта, и вдруг бананы? Она неслышно приблизилась, и вот тогда-то ее внимание привлекли руки Егорыча, его сильные и ловкие пальцы, и с каждым шагом Грация теряла уверенность аспирантки последнего года, смелой и знающей силу своего интеллекта, а на смену этому имиджу являлось что-то непонятное: нерешительность и слабость, опаска и совершенно противоречащее страху желание почувствовать на себе прикосновение рук этого странного человека, с непонятным Грации остервенением срывающего банановую кожуру. Конечно, Катька Хорошилова обозначила бы отношение Грации к пастуху по-своему — упростив его суть. Катька бы сказала: «По мужику ты, Герда, соскучилась. По крепким рукам и табачному запаху». И была бы неправа, но не настолько, чтобы и сама Грация не призналась подруге и наперснице, что соскучилась по Дубровину, а этот Егорыч — как магнит. В общем: «Черт-те что!» — как любит завершать сложные ситуации Григорий Максимович Михановский.
Стараясь остаться незамеченной, Грация убежала — быстро и подальше — прочь от места, где проснулось неожиданное и такое постыдное желание, и постаралась отодвинуть, если не удастся забыть совсем, эту встречу в глубину сознания. Но нет-нет, а все припоминалось — в тех же образах: сильные и ловкие пальцы, распластанная, а кое-где и свернувшаяся уже кожура, — и тогда Грация сказала себе: ну их всех подальше: и Толика, и Софью Григорьевну, и поварих с оставляющими кровавый след сумками. Какое мне дело, откуда мясо и масло, есть ли домотдыховский штамп на простынях, пододеяльниках и наволочках в лучших домах Пуховки? И до Егорыча мне дела нет. Аспирантку, возможно, и привлечет этот тип с золотыми часами и ослепительной, благодаря мостам из драгоценного металла, улыбкой. Но для пуховских отныне я — дурочка с переулочка, пугливая и недалекая, приехавшая на пленэр поправлять свое издерганное здоровье.
Какое счастье, что у нее даже платья были соответствующие этому образу: с плечами-фонариками и в талию, из чистого хлопка. Такой девчушке грубиян Егорыч не может быть опасен. Однако, перевоплотившись в безобидное глуповатенькое создание, Грация решила сохранить и прежний образ молодой ученой дамы в гэдээровских за десять рублей, если брать в магазине, колготках. А сама собой она решила быть лишь с Катькой Хорошиловой и девчонками Михановскими: Катьку не проведешь, а перед Антониной и Юлией она невольно преклонялась — такие они были свободные и независимые до полной раскрепощенности.
Она однажды призналась доктору Вольскому: «Мне трудней, чем другим, еще и потому, что все они, у нас в палате, болтают наперегонки, а я молчу, молчу, молчу».
Собранные в щепоть, уставшие пальцы Вольского мелко зашевелились, словно перебирая что-то невидимое. «И о чем ты молчишь?» — спросил он. Грация пожала плечами: «Не знаю… А разве можно о чем-нибудь молчать?» — «Именно так, — сказал доктор. — Молчат, когда есть о чем поразмыслить. Болтают же от пустоты и одиночества».
«Будто бы», — Грация не поверила. А Вольский и не собирался ее убеждать. Никакой бурный фонтан из слов не сравнится со слабеньким ручейком мыслей и чувств.
Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.