Переполненная чаша - [9]
Временно прописанная в сельском переулочке дурочка не стала спорить с хозяйкой, хотя и была процентов на сто пять уверена, что роман Фирсова с Софьей Григорьевной — досужий вымысел, иначе говоря — сплетня. Просто они ездят довольно часто вместе, шофер и экспедиторша, вот и возникли некоторые основания для фантазий на их счет. Нет, не может милый, славный мальчик Фирсов, которого от мала до велика в деревне зовут Толиком, находиться в каких-либо отношениях с женщиной вульгарного облика Софьей Григорьевной. Разве только в служебных.
«Грязь все это, дорогая моя», — заявила бы, поморщившись, в ответ на хозяйкину инсинуацию аспирантка. А дурочка промолчала и даже бровью не повела: считайте, мол, что я этих выражений ваших не знаю и тем более не понимаю. А между тем эта новоиспеченная дурочка вспомнила, как назвала Катька Хорошилова ее отношения с Дубровиным, когда они только-только возникли. Грация первым делом прибежала к Катьке и все выложила про себя и Дубровина. Поздравь, мол, подруга, с внезапным и неизвестно что обещающим романом. Она ждала от Хорошиловой расспросов, любопытства. Еще бы — железобетонный Дубровин и вдруг оказался таким же «ходоком», как все. Но Катька не оживилась, а, наоборот, загрустила. Она ведь далеко не всегда предсказуема, Катерина. Ждешь одно, получаешь другое.
«Грязь все это и суета, — сказала Хорошилова. — Грязь, мусор, помои, нечистоты… что там еще? И дети от этого не рождаются…» Она закуталась в платок, стянула им плечи, спину, сжала руками на груди — такое извечное бабье движение, когда холодно и неуютно. Почти у всех одинаковое — будто матери наделяют им дочерей через гены или награждают как приданым.
«А я всегда хотела детей, — продолжала Катька, ежась, наверное, от колючести платка. — Чтоб обязательно четверо: два мальчика и две девочки. А муж — сначала младший лейтенант, потом лейтенант старший, капитан и так далее. До генерала включительно. Можно остановиться на полковнике. И сейчас хочу жить в дальнем гарнизоне, на Крайнем Севере. Белое безмолвие. И никаких знакомых по прежней жизни…»
Об этом безмолвии Грация слышала от Катьки сто раз. Спрашивала: «И что ты там будешь делать, в суровом заснеженном одиночестве? До появления четверых детей, естественно». — «Ублажать мужа, вот что буду. — Ответ у Хорошиловой был заготовлен давно. — Со всех сторон стану его ублажать. И спереди, и сзади, и с боков. Освою гитару, научусь эсперанто и куплю толстую поваренную книгу»…
Грация слушала ее и думала: «Катька, Катька, милая моя Катька, ты ведь зря притворяешься. Ты и в самом деле стала бы замечательной женой своему лейтенанту и доброй матерью многочисленным детишкам. Все это есть в тебе, да изначально растоптано, осквернено «несчастненьким» — хитрым, подлым Власихиным». Конечно, представлялось иначе, совсем по-другому: бедный Дмитрий Иванович давно не любил свою жену, однако расстаться с ней, смертельно страдающей от астмы, не мог по причине своего огромного мужского благородства. Действительно, как можно бросить тяжелобольного человека? Иногда у Хорошиловой возникали сомнения: одна ли астма причина тому, что на любовь к Власихину ей отпущены короткие часы? Дима умело гасил ее сомнения: «Ну, подумай сама, мог бы я так часто встречаться с тобой, если бы у меня дома было все иначе?» И Катька снова начинала безоговорочно верить ему, надеяться, что жена Димы выздоровеет и освободит его от моральной ответственности и что в районе благословят их любовь и начнется другая, достойная жизнь, без тайных свиданий в чужих домах, после которых Хорошилова так долго стояла под душем, что Власихин начинал испуганно скрестись в тонкую дверь ванной комнаты и сдавленно шептать: «Ты там жива, Екатерина?»
Она же частенько мертвела от мысли, что в любую минуту могут заявиться хозяева квартиры, что надо запоминать, где и как лежали вещи, а потом класть их в точности на прежние места. И уносить свое полотенце. Острые струи воды больно впивались Катьке в плечи и грудь, а она хотела, чтобы было еще больней, закидывала голову, чтобы вода смыла слезы, и не отвечала перепуганному Диме.
Но проходило несколько дней, Власихин вызывал ее телефонограммой из фельдшерского пункта, и Катька лезла в кабины, а то и в кузова попутных самосвалов — не было времени дожидаться рейсового автобуса, а то брела пешком двенадцать километров. А между тем ее любовь к Диме сгорала под всепонимающими взглядами окружающих; от унижения и страха Катька все явственней начала догадываться, что ничего и никогда в их отношениях не изменится. А тут еще доползли слухи о прежних увлечениях Власихина. Однако все оставалось, как и было, но не только сила инерции тащила Хорошилову через насмешки и по разбитым дорогам, — она уже не представляла иной жизни: без Димы, без надежды, связанной с ним. Что останется, если Власихин исчезнет?
Окончательно Катька прозрела, когда он позвал ее к себе. Это случилось впервые; его жена и раньше уезжала в санаторий, но дом Власихина был под запретом, а на этот раз он поступил так лишь потому, что Катька начала избегать его. «Я понимаю тебя, — попробовал, как всегда, утихомирить Катьку Власихин, — тебе трудно, больно. Но и мне чертовски нелегко. Подожди еще немного». — «А я уж все жданки съела», — отрезала Катька.
Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.