Переполненная чаша - [15]

Шрифт
Интервал

Да, Грация видела: все пространство перед крыльцом теперь было покрыто дерном. Ни одной пролысины. Рядки, уложенные первыми, уже дали свежую травку какого-то неестественного изумрудного цвета, словно позаимствовали этот цвет у пластикового шланга, из которого старик так обильно поливал их.

«В общем, — заключил Михановский, — надо выпить по этому поводу».

«Кто выпьет? Чего выпьет?! — донесся из глубины дома голос Марьяны Леонидовны. — Может быть, сегодня Антонина с женихом приедет. Она обещала. Я слышала, очень приличный молодой человек. А ты — выпьем! Я же знаю, что потом бывает. Ни один порядочный…»

«Хватит! — перебил ее Михановский. — Теперь ты скажешь, что моя старшая дочь несчастна и одинока исключительно из-за меня, а не потому, что от рождения гусыня и неряха. Да, гениальная гусыня и непревзойденная неряха, я не возражаю, но какому мужчине от этого легче, а?»

5

На дачной веранде у Михановских и протекал нынешний отпуск Грации. Бывали дни, когда в деревне у хозяйки она только ночевала. И даже тогда, когда Грации в компании стариков и младенцев становилось скучно без Антонины и Юлии, она все равно не уходила от Михановских: что ей делать там, в Пуховке? Кивала Григорию Максимовичу: да, да, да! Улыбалась Марьяне Леонидовне, а сама думала о Дубровине или о Катьке Хорошиловой.

«А кто виноват, Гликерия? — спросила ее однажды Катька. — Может быть, мы сами виноваты? — Хорошилова размышляла, раскручивая на указательном пальце тонюсенькую, почти невидимую, если бы не искры, так и сыпавшиеся с нее, золотую цепочку. — Мы! Ждали принцев, а принцы наперечет, как бизоны из Красной книги. Вот и приходилось довольствоваться нищими…»

«Может быть».

«Нет, Грация! Это ведь не мы с тобой придумали, что человек создан для счастья, как птица для полета. Это нам внушили, а мы поверили, попытались подняться в небеса — и обломали крылья».

«Не знаю, Катя, не знаю».

«А ты напряги свои мозги, Грациоза. Все мечты сбываются, товарищ! Разве нам не об этом твердили с малышовой группы? Куда ни сунься, везде один припев: у нас есть абсолютно все для счастья! В кино, в театре, по радио, в газете, из «ящика» — одно и то же: вы обязаны быть счастливыми! Это, мол, дорогие товарищи, просто-напросто незыблемый закон социализма: каждый, если только сильно захочет, будет счастлив… И нигде, никто не готовил нас к страданиям, не предупреждал: не разевай рот, не то поганую ворону проглотишь. Вот и результат: драма и трагедия от несбывшихся ощущений. Завышенное ожидание, Глаша, это тебе не фунт изюма, а полкило горчицы. Натощак. Ферштейн?..»

От Катьки шло все — и хорошее, и плохое, но что-то все же шло! И это было самым главным. И пусть о Катьке говорят что угодно: ненормальная, выдумщица, сексуально озабоченная, пусть! Грация считала Хорошилову просто-напросто обыкновенным непредсказуемым человеком. Конечно, это звучит непонятно до обалдения: рядовая непредсказуемость, но если бы все знали Катьку так, как знает ее она, то непременно согласились бы с этим. Кто бы еще, кроме Хорошиловой, рискнул на круиз по Дунаю за полторы тысячи при окладе в девяносто восемь? А Катька два года мечтала: голубой Дунай! Голубой Дунай! Шесть стран! Вена! Будапешт, София! Целый год перед поездкой брала на обед в столовке винегрет и овсяную кашу, а что она ела дома, можно было лишь предполагать. Когда они оказывались за одним столом, Грация хитрила: с подчеркнутым огорчением толкала по гладкому пластику в сторону Хорошиловой тарелку с рубленым бифштексом: «Черт! Совсем забыла про зубного врача. Мне через десять минут к врачу, а в бифштексе полным-полно лука». Или набирала на поднос множество закусок, которые, естественно, не могла осилить. Или звала Катьку в гости и просила тетку Веру, которая тогда наконец оказалась в Москве, выбившись на склоне лет в лимитчицы, устроить грандиозное обжорство: наварить-напечь всякого-разного по случаю, скажем, дня ее ангела. Грация многое придумывала, чтобы поддержать подругу. И всегда перед ней маячил страх: как бы Катька не обиделась! А обижалась Хорошилова, по своему обычаю, тоже непредвиденно. Вот так — это было, правда, давно, — обидевшись, вышла замуж за Валерку. Ну, развелась-то она с ним вполне обдуманно, а расписалась исключительно из-за обиды: Валерка сделал ей гнусное предложение, а Катька решила ему отомстить оригинальным способом — женить на себе.

Эта история была для всех тайной, для Грации тоже. Но после злополучного Международного женского дня Катька открыла тайну. Грация пришла к ней в гости в своем новообретенном имидже — аспирантка после бурной ночи и накануне защиты кандидатской: волосы в пучке, перехвачены черненькой резинкой; на носу — очки, впрочем довольно симпатичные; губы едва тронуты помадой. И почти никаких украшений — только скромные бусы из расплавленной янтарной крошки. Зато под глазами — глубокие тени, а в искрящихся зрачках — обещание. Что значит «обещание», Грация до конца не продумала, но звучало это многозначительно.

Они долго жаловались друг дружке. Пили чай с ванильными сухарями и по очереди жаловались. Хорошиловой имидж понравился. «Годится, — сказала она. — Только тебе нельзя теперь в десятирублевых колготках. Нужны чулки, капрон за рубль двадцать. Можно с небольшой дырочкой на пятке. Тебе же все безразлично, понимаешь?»


Рекомендуем почитать
Заметки с выставки

В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее  гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.


Внутренний Голос

Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.


Огненный Эльф

Эльф по имени Блик живёт весёлой, беззаботной жизнью, как и все обитатели "Огненного Лабиринта". В городе газовых светильников и фабричных труб немало огней, и каждое пламя - это окно между реальностями, через которое так удобно подглядывать за жизнью людей. Но развлечениям приходит конец, едва Блик узнаёт об опасности, грозящей его другу Элвину, юному курьеру со Свечной Фабрики. Беззащитному сироте уготована роль жертвы в безумных планах его собственного начальства. Злодеи ведут хитрую игру, но им невдомёк, что это игра с огнём!


Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний

Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…


Тебе нельзя морс!

Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)


Авария

Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.