Переплетение времен - [37]

Он сделал паузу и обвел нас глазами, то ли колеблясь, то ли проверяя насколько внимательно мы слушаем. Потом, опустив голову, он глухо продолжил:

– А не знаете вы того, что они, эти жрецы, кормят своих птиц человеческим мясом.

Он снова посмотрел на нас, проверяя осознали ли мы всю жуть сказанного. Мы осознали и молча смотрели на него, не в силах что-либо произнести. Он не услышал ни сомнения, ни возмущенных возгласов, ничего. Наверное, в глубине души мы уже были готовы к чему-то подобному.

– Сейчас они натравливают шарканей на детей. Это мудро, ведь потеря детей означает потерю будущего и ослабляет защитников. Так они собираются нести ужас северным народам. Но шаркани, если им позволить, быстро размножаются и им понадобится много мяса. Очень много мяса. Поэтому на мясо этим монстрам пойдут все: женщины, дети, старики. А мужчин они поначалу не тронут, ведь у мужчин есть оружие. Ну а потом, без женщин и детей, можно будет пустить на мясо и отчаявшихся, потерявших надежду мужчин.

Еще никогда не было мне так страшно, как сейчас. Так вот от чего мы должны защитить прошлое! Я посмотрел на Арпада: ему тоже было страшно. Почему? Что ему какие-то северные народы? Пусть скажет.

– Мы воины и мы не знаем жалости, как заповедано нам предками. И если где-то есть одна земля на два народа, то один должен истребить другой…

Да, такое уже было и не раз, и до него и в течении одиннадцати веков после него. Мудрые завоеватели не хотели порабощать и ждать бунта. Нет, они предпочитали истребить. Мужчин следовало уничтожить, женщин взять на ложе, а детей превратить в рабов. И все же от побежденных оставалось хоть что-нибудь: неясный след в гаплогруппе или красивая легенда, "Вересковый Мёд". Эти же собирались целый народ пустить на мясо в буквальном смысле слова. Арпад, казалось, читал мои мысли:

– Можно брать дань, можно обратить в рабство, можно, в конце концов истребить всех, кто выше тележной чеки. Мы на все готовы…

Они на все готовы. На все? Есть ли предел? Кажется есть, иначе он не говорил бы с нами.

– Можно пойти на любые злодеяния и все же остаться людьми. Злодеями, но злодеями рода человеческого…

Все верно. Можно жечь живых людей в огромных высокопроизводительных печах, а потом умиляться, слушая пение птичек. Можно сгребать бульдозером жирный пепел и ласково шевелить белокурые кудри своих детишек. Можно стрелять в бритые затылки и плакать над трагедией любви сидя на удобных, обитых плюшем креслах. Можно слушать проповеди о добре и зле, плакать от умиления и посылать недоумков с поясами смертников калечить женщин и детей. О, как гибка наша совесть! Все это было и всему этому находили миллион лживых оправданий. Но почему он не замолкает?

– Но то, что делают жрецы – это уже слишком. О, как они похожи на людей. Они едят, пьют и совокупляются. Они умеют читать, писать и говорить умные слова. Они даже выглядят как люди, но они уже не люди и не принадлежат более роду человеческому. И ты знаешь, что самое страшное?

А что, того что было сказано, мало?

– Сами жрецы не люди, это порождения Эрдёга! Но и среди нас нашлись такие, кто пойдет с ними. Их немного, но они есть и это пугает. Значит, Эрдёг сидит в каждом из нас и не каждый способен его взнуздать. Я боюсь, хазарин!

Чего ты боишься? Чего? Я молчал, но он прочел вопрос в моих глазах и ответил:

– Я боюсь, что многие последуют за немногими как бараны за вожаком. Так бывает… Верно?

Не только бывает, но и было. Потом они расплачиваются руинами континентов за свое зверство. Одни из них, те, чьи преступления не удается замолчать, потом долго каются целыми поколениями. А другие просто переписывают историю, стыдливо скрывая преступления отцов. Зачем же он спрашивает? Он ведь знает ответ.

– И что будет тогда?

Не буду ему ничего говорить, ведь это он тоже знает. Он молод, но мудр мудростью поколений.

– Тогда на нас ополчатся все народы. Нас сотрут с лица земли и не помогут нам никакие шаркани. А потом про нас забудут в веках.

Наверное, он прав. Такое тоже было и народы объединялись против выродков, объединялись, переступая через вековую вражду, пролитую кровь, религии и идеологическую непримиримость. И участь выродков была печальна, а пошедшим за ними недоумкам еще долго припоминали их прошлое. Но сейчас идет IX-й век, а не ХХ-й и не будет мудрых конференций ни в Крыму, ни в Потсдаме. Их просто уничтожат, как диких зверей. Всех до одного, чтобы забыть и стереть из истории. Не поможет даже тележная чека. Так в чем же разница между капюшононосителями и миллионами людей в шинелях? Ведь люди в шинелях убивали, жгли и насиловали. Но она есть, это незаметная, ничтожная разница. Дети! Последний рубеж, тележная чека! Можно все, но детей убивать нельзя. И поэтому для тех, кто загонял детей в печи, не было срока давности. Не будет его и для жрецов. Последних из них я сожгу напалмом через сто лет. По крайней мере я очень на это надеюсь.

Мы молчим. Все уже сказано. Арпад не хочет помощи от жрецов, он боится, этот отважный воитель и будущий предводитель народов. И он несомненно прав. Был ли на самом деле такой предводитель? Звали ли его Арпад, сын Альмоша? Надо будет освежить в памяти сведения по истории венгров. Если вернусь и если история сохранится.