Переплетение времен - [17]

Ну, разумеется! Как же без верного человека? Я уже ходил по этим местам (или еще не ходил?) с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем. Кто же это будет на этот раз? Мерлин? Одиссей? Ямато Такэру? Кстати, как вернусь, надо будет поинтересоваться, не появилась ли былина про славного богатыря Лёва Борисовича, змееборца? Надеюсь, что нет. Любопытно, откуда берутся истории про змееборцев? Неужели с гигантскими варанами сражался не я один?

– Кто это? – спросил я.

– Ты увидишь его завтра утром. А сейчас пора спать!

Еще не хватало чтобы она сказала: "утро вечера мудренее", подумал я. Тогда бы она полностью соответствовала посконно-кондовому древнеславянскому образу, немыслимому, если судить по литературе, без мудрых оборотов. Но сказала она совсем другое:

– Хочешь меня, Лёва?

Я уже было пристроился на левой лавке, когда на меня обрушилось это предложение. Именно обрушилось. Посудите сами: ты застрял на ночь в некоем средневековом подобии однокомнатной квартиры-студио наедине с привлекательной женщиной. Да, еще до наступления темноты я успел заметить, что Веда очень привлекательна. К тому же еще и полутьма с интимным освещением не то Луны, не то Месяца. Никогда раньше не был моралистом и до знакомства с Анютой не отличался постоянством. Совсем не отличался. Но то было до, а сейчас я был после. И не хотел хозяйку избы, совершенно ее не хотел, не испытывая при этом никакого дискомфорта. Никогда бы не подумал, что отсутствие влечения к женщине может радовать здорового половозрелого мужчину. Да что там, я просто восхищался собой. Но надо было что-то сказать, а мне не хотелось обидеть Веду.

– Это Месяц или Луна? – не нашел я вопроса получше.

– Так тебя приворожили?! – разочарованно протянула она.

Конечно же меня приворожили! Аня призналась мне в этом еще в нашу первую ночь. Не знаю, какие именно она произносила заклинания и как она камлала. Какая разница? Я был ею приворожен, и хотел оставаться в плену этого несравненного приворота всю оставшуюся жизнь. И не все ли равно, околдовала ли меня сила нашептанных слов или меня приворожили изумрудные глаза и тонкие завитки волос на прекрасной шее? И в ее голосе и в ее глазах и в каждой частичке ее я обнаруживал одну и ту же магию.

– Ты не подумай, Лёва – прошептала Веда то ли мне, то ли лунно-месячному свету – Мне чужого не надо. Но я должна родить дочку и ты знаешь почему. Только надо, чтобы она родилась в любви, даже если это любовь только на одну ночь.

Наверное, я мог бы попробовать с ней переспать хотя бы из уважения и, при известной сноровке, у меня бы это получилось. Но дать ей то, что она искала, я не мог. Она это поняла и не беспокоила меня до утра.

Утром нас разбудил свист, такой пронзительный, что я слетел с лавки и невольно вспомнил уже покойного, но еще не родившегося Соловья. Не к добру вспоминать по утрам парадоксы времени, пришла мне в голову неосознанная мысль. Вроде бы вчера я заснул сразу, в один миг, как будто вдруг выключили свет, а утром оказался тепло укрыт медвежьей шкурой, наверное это Веда постаралась.

– Урхо пришел, свистун заполошный – спокойно сказала она, вставая со своей лавки – Пойдем, я вас познакомлю.

Свистун оказался немолод, было ему по меркам моего мира лет сорок. Вот он-то как раз, в отличии от многих моих древнерусских знакомых, действительно походил на славянина, каким их показывают в фильмах, гордо именующих себя историческими. Был он обут в кожаные постолы и одет в длинную холщовую рубаху с простой оторочкой, поверх таких же холщовых портков. На груди у него была вышита знакомая мне ветвистая свастика с закругленными краями, наверное, знак Ярилы, а может и иного аналогичного бога. За пояс с медными бляхами был заткнут кривой нож, а из оружия при нем была длинная рогатина с наконечниками темной бронзы и короткий лук с тремя стрелами. Всем бы он походил на полянина, вятича, радимича или кривича, если бы не темные волосы и белесые, как у Веды, глаза.

Он обратился к Веде на неизвестном мне языке и протянул тряпицу из которой выглядывал небольшой каравай хлеба. На меня он смотрел настороженно.

– Урхо говорил на нашем языке – пояснила Веда на иврите – Но верхний хазарский он тоже знает. Он вообще знает много языков, вот только по-киевски не говорит, уж не знаю почему.

– Все верно, знаю я пару-тройку языков – Урхо перешел на иврит и улыбнулся щербатой улыбкой – А ты что за гусь?

– Это Арье-Хазарин, пришел к нам из… – она нахмурилась – Откуда ты пришел? Как называется твоя страна?

– Я пришел из Страны Израиля – ляпнул я не долго думая.

– Из Палестины? Кто ты? Сарацин?

– Я иудей, но я не настоящий хазарин, просто прозвище такое.

– А в наших местах что забыл? – грубоватая фраза Урхо компенсировалось его улыбкой.

– Я расскажу, Мореход – недовольно проворчала Веда – Давайте вначале позавтракаем.

Прозвище Урхо звучало более чем странно. На моряка он был не слишком похож. Только присмотревшись повнимательнее, можно было заметить огрубевшее, наверное на морском ветру, лицо. Где же те моря, по которым он ходил? Вряд ли на юге, уж слишком у него светлая, незагорелая кожа. Мы сели за колченогий стол на задах хутора и Урхо, развернув тряпицу, вытащил из нее каравай и начал резать его своим кривым ножом. Хлеб уже порядочно зачерствел, но все еще был вкусным. Мы ели его, запивая молоком. Никогда раньше не любил пить молоко, много лет подряд расстраивая этим маму, но сейчас густое парное козье молоко пошло на ура.