Перепелка — птица полевая - [29]

По обеим сторонам дороги улыбались светлыми окнами дома. Окся дошла до одного, остановилась. Ее ждала Казань Олда. Это из-за нее, бездушной, умер ее муж. Окся считает: без самогонщиц, пьяниц поубавилось бы. В Кочелай покупать водку под вечер не пойдешь.

Окся хотела свернуть с дороги, но Олда вдогонку крикнула:

— Куда ты, трухлявый пенек?

— Отстань, скрипучая телега, в магазин спешу.

— Все удивляюсь, што кушаешь, осока болотная. Месяцами не выходишь, а сейчас бежишь. Куда?

— Не твое дело! Теперь не голодные годы, занимать к тебе не приду. Захар мясо носит, куры несутся. Вот куплю буханки четыре — на два дня на двоих хватит, — успокаивала себя Окся.

— А-а, вон как выгораживаешься: сын-пьяница мясо с фермы таскает! — вновь накинулась Олда. — Выходит, ты говядину шмякаешь, а я с утра до вечера коридоры в правлении тру…

Что болтала Олда, Окся не слушала и слушать не хотела. Она вспомнила, как ходила к Эмелю за мукой. Зерна тогда и у самих было как-никак — Петя на тракторе работал, на трудодни давали понемногу, но молоть негде было — село без мельницы. Эмель в те годы работал лесником. А у кого лес — тот, считай, самый богатый. Пришлось у них занимать муку…

По телу Окси пробежала судорога, спустилась к ногам. Остановилась старуха, подняла голову. Легкое ясное облако медленно плыло над Сурой. Солнце смотрело прямо в глаза. Вытерла слезы и снова пошла. Сырой снег поскрипывал под ногами. Сколько раз ходила здесь, вот и сейчас сразу пропали слезы, будто ясного утра застеснялись. Шла Окся, а сама вспоминала…

Вадим в первый год учебы прислал письмо.

«Мамка, — сообщал он, — колхозу помогать нас послали, каждый день дожди». Понятно, что это за помощь: рытье картошки или свеклы. В ту осень будто небо прохудилось. «Замерзнет паренек без плаща, простудится», — забеспокоилась Окся. Собрала накопленные деньги, побежала к Филе Куторкину, который портняжил. «Ничего не выйдет, — сказал тот, — из одних денег плащ не сошьешь». — «Тогда масла принесу, корова много молока дает, вот только соски у ней почему-то потрескались», — начала Окся просить бывшего Петиного друга. — «Мне другие соски нужны», — не стесняясь, ответил Филя. Окся не ожидала такого, плача ринулась домой. С неделю ходила по магазинам райцентра — материал для плаща все же нашла да сшить негде: портной на селе был только один — хромоногий Филя. И собралась к Дмитрию Макаровичу Вечканову, бывшему председателю.

Спасибо, выручил. Свой плащ отдал или взял со склада — Окся до сих пор не знает. На следующий день с плащом к Вадиму, первенцу, отправилась. На улице ливень бушевал, подождать бы немного, да разве удержишься? Прошла тогда почти десять километров — с дороги сбилась. «Вай! — воскликнула, беспокоясь. — Пропаду, никто не найдет, оставлю детей сиротами». Только когда вышла на большак, немного успокоилась. Где пешком, где на попутках, так и добралась до Саранска. Посидела-погрелась на вокзале и вновь на своих ногах до того села, куда Вадима послали.

Сын даже опешил: откуда она так рано, ничего не сообщив? Плащ ему очень понравился. Будто на него сшитый. Пять лет Вадим с Ниной учились в Саранске, пять лет возила им еду и деньги. Выучила! Потом и Захар поступил в техникум, он тоже не голодал.

В молодости, считай, шестнадцать часов в день Окся трудилась: молотила, косила, скирдовала. От мужской работы все боли забывались. Дочь ей письма присылала, а иногда и посылки. Потом Захар женился, привез внучку, та стала согревать ей душу. Четыре зимы жила у них, до школы.

Оле уже девятнадцать. Нынешней весной техникум закончит. И в прошлое лето гостила. Не девушка — огонь! За две недели, пока жила в Вармазейке, дюжину женихов приводила. Один из них — Витя Пичинкин, сын лесника. У внучки грудь всегда приоткрыта, людей даже не стеснялась. Окся говорила ей: мол, не ходи так, да где уж там!

Нечего жаловаться, жить стало легче… Хоть и маленькая пенсия, но все равно на месяц можно растянуть. Чай, сахар, конфеты какие-нибудь — что попроще, вот и все ее запросы. В старости что еще надо?

Да у Окси никогда и не было много денег. Где накопишь — детей растила. Тысячу рублей нечего считать. Нужны. Их под подушкой держит, на похороны. Когда схватятся, что перестала дышать, найдут. Одного боится: племянника, Олега Вармаськина. Тот не только деньги и тебя из гроба вытащит. Не зря любит говорить: «Без денег и в гости не пойдешь». Конечно, без них не проживешь. Летом Окся купила машину дров, распилили-раскололи их — плати… В доме два лентяя-парня, а накопленное встряхивай. Месячную пенсию, считай, зазря бросила. Пусть лентяи знают, что за жизнь без денег.

Всю зиму мяса с маслом не пробовали. Самой банки молока хватает. Накрошишь туда хлеба — вот и вся еда.

Наконец-то Окся дошла до почты. Она находилась в длинном деревянном доме с палисадником. В передней половине — два стола. На одном из них куча бумаг. Стены оклеены зелеными шпалерами, на которых белые голуби, флажки и синие цветы. Во второй комнате у окна сидел Куторкин Филя, сват. Перед ним похожий на большого грача телефон, открытки и конверты. Завпочтой, увидев Оксю, поздоровалась.