Перепёлка - [4]

- Стойка! Вот так штука!-сказал я, снимая ружьё с плеча.

Коля не торопился.

- Опять заяц! - махнул он рукой.

Сентябрьский заяц лохматый, как старая рукавица. Его называют «невыходным», и охота на него в это время считается браконьерством.

Мне не хотелось ещё раз встречаться с зайцем по другим причинам. Мне думалось, что прыгающий заяц соблазняет собаку прыгнуть вслед за ним. Значит, она потеряет выдержку - самое ценное качество подружейной собаки.

Но я успокаивал себя. Осенью косой делает свои петли и скидки чаще перед рассветом и реже, когда рассвет начинает чуть-чуть брезжить. До дневной поры на сухих и высоких местах, где свободно гуляет ветер, запахи исчезают совсем или становятся настолько слабыми, что собака к следам не хочет принюхиваться.

За три года моих полевых охот Фингал сделал всего первую стойку на зайца и, думаю - не скоро сделает вторую.

Именно по этим соображениям я решительно возразил Коле:

- Не заяц!

- Но кто же?

В конце сентября тетерев не позволит приблизиться к себе ни человеку, ни собаке - улетит. Значит, тетерев исключается.

Серые куропатки? Да. На них собака встанет на стойку, но до стойки они побегают, поводят и собаку и охотника. А тут пёс взял с места.

По внезапности стойки и по характеру местности оставалось предполагать, что Фингал нашёл маленькую полевую курочку, и я ответил Коле:

- Пе-ре-пёл-ка!

Но в глубине души у меня не было полной уверенности: для перепёлки Фингал слишком пригибался, слишком осторожничал. Я хотел сказать это Коле, но неожиданно раздался сухой треск или, вернее, - металлический стук взлёта. Так начинает стучать включённый мотор.

Взлетел тетерев - старый, краснобровый черныш» чёрный, как головешка. Я быстро поставил бескурковку в плечо, уже хотел нажать на спуск, но большая птица скрылась за краем берега начинающегося лога.

- Ушёл без выстрела, - сказал Коля услышанную от охотников и понравившуюся ему фразу.

А я-то утверждал, что тетерев в конце сентября не пустит близко ни собаку, ни охотника! Было так обидно, я так был взволнован случившимся, что не сразу заметил продолжающейся стойки Фингала. Заметив её, я вскинул ружьё и негромко произнёс:

- Неужели ещё!

Коля вкрадчиво высказал догадку:

- Большая птица, много запаху оставила… Это запах улетевшего тетерева…

- Птица есть, - зная свою собаку, сказал я с такой уверенностью, что Коля тоже поспешил взяться за ружьё.

И ещё один черныш с таким же металлическим треском взметнулся вверх.

Картина шумного взлёта краснобровой птицы навстречу лучам, хотя и полдневного, но косого осеннего солнца, захватила дух. Но радость оказалась кратковременной.

Моё ружьё было послушно мне много лет, оно было для меня почти живым существом. Не раз я ловил себя на разговоре со своим стальным комлатым другом - со своей бескурковкой. После удачного выстрела я говорил ей:

- Точная работа! Делаешь не в службу, а в дружбу.

Моё плечо никогда не чувствовало тяжести ружья. В лесу, в поле, на широких весенних разливах оно доподняло меня. В его стволах были постоянно заготовлены два грома - два моих повелительных голоса.

И сегодня оно впервые мне отказало. Я даже не услышал щёлка внутренних спрятанных курочков. А тетерева продолжали взлетать. Их было около десятка.

Обращаясь к Фингалу, я сказал:

- Так-то, друг, ты хороший пёс. А я - хуже щенка лопоухого.

Приставив ладонь к своему правому уху и как бы удлиняя его, добавил:

- Да, хуже такого лопоухого… Все улетели!

А Коля? Какая редкая возможность представлялась ему испробовать свои силы по матёрым чернышам. Надолго хватило бы рассказов о том, как упали один за другим пять петухов в новом поворонённом пере, пять тяжёлых, краснобровых.

Но и у Коли вышла заминка: изношенный, побывавший на мокрой охоте бумажный патрон, с трудом вложенный в патронник, дал осечку.

Но что же случилось с моим ружьём? Я раскрыл его, и выбрасыватели, сухо щёлкнув, вытолкнули пустые гильзы.

Всё объяснилось. Вспомнился недавний привал и стрельба по картошке. Из ружья стреляли, но ружьё не зарядили. И я наводил в тетерева незаряженную, лишённую на этот раз голоса бескурковку.

Горечь от ошибки выветривалась. Коля напомнил:

- А вы говорили, что в конце сентября тетерев не будет ждать, пока собака выследит и встанет, указывая направление носом. Вот они сидели.

- Видно, сегодняшняя высокая температура, необычная для конца сентября, изменила поведение птиц.

- Значит, не всё потеряно, - обрадовался Коля, - до вечера ещё найдём.

- Напрасные надежды. Это было в полдень - в самую жаркую часть сегодняшнего дня. А к вечеру похолодает. Тетерева не пустят.

Отказавшись от соблазнительного отдыха на берегу ручья, мы направились к дому.

Коля наполнил флягу ключевой водой, а я, взмахнув рукой по направлению к городу, скомандовал Фингалу:

- Вперёд!

Возвращаясь, мы с трудом преодолели шесть глубоких логов. Утром подъёмы не казались крутыми.

А сейчас они стали для нас намного круче. Усталость усиливалась сознанием, что охотничьи сетки пусты. Преодолев крутизну последнего лога, мы увидели табунок тетеревов. Они открыто паслись на гречишном поле, но, заметив нас, взлетели, хотя расстояние до нас было не менее пяти выстрелов. Коля отметил: