Перелом - [14]

— Не могу поверить! Это переходит все границы. — Он снова перечитал послание, словно пропустил нечто важное.

Леона посмотрела на служащих гаража. Один из них все еще придерживал дверцу водителя, а другой держал открытой дверцу для пассажира.

— Что ты собираешься делать, дорогой? — прошептала она. — Ведь мы не можем торчать здесь весь вечер?

Слово «вечер» прозвучало в ее устах как «веча».

— Заткнись! — рявкнул Крэг. Ее акцент наконец вывел его из себя.

Леона отреагировала на его резкость коротким издевательским смешком и с угрозой спросила:

— Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?

Словно проснувшись во второй раз и увидев, что все глаза обращены на них, Крэг пробормотал извинение и добавил:

— Мне необходимо выпить.

— Прекрасно, — сказала Леона. — Где? Здесь или дома?

— Здесь! — коротко бросил Крэг и повернулся к лифтам.

Леона пожала плечами и, послав служащим гаража извиняющуюся улыбку, двинулась следом за ним. Когда она подошла к Крэгу, тот методично бил кулаком в кнопку вызова.

— Тебе надо успокоиться, — сказала она и оглянулась. Присутствующие поспешно отвели глаза, сделав вид, что не смотрят в их сторону.

— Тебе легко говорить «успокойся»! — кипятился Крэг. — Иск вчинили не тебе. — И разве не унизительно получать повестку в суд на глазах у чужих людей?

Леона не возобновляла разговор до тех пор, пока они не устроились за небольшой, но высокий стол подальше от посетителей. Они сидели на круглых табуретах с низкой спинкой. Крэг взял себе двойное виски, что было для него необычно. Как правило, он пил очень немного — вызов к пациенту мог поступить в любое время суток. Леона заказала бокал белого вина. Судя по тому, как дрожали его руки, она поняла, что его настроение снова изменилось. Первоначальное недоверие перешло в гнев, сменившийся страхом. Смена настроения произошла за каких-то пятнадцать минут — с того момента, когда он получил судебное уведомление.

— Никогда не видела тебя таким расстроенным, — начала Леона. По правде говоря, она не знала, что сказать, но чувствовала, что сказать что-то надо. Умением молчать она тоже не обладала. Конечно, если это молчание не было сознательным. Если требовалось, она могла долго сидеть молча, надув губки.

— Естественно, расстроен! — хмуро согласился Крэг. Когда он поднял стакан, его руки так тряслись, что лед стучал о стекло. Поднося виски к губам, он расплескал напиток. — Черт! — сказал он и поставил стакан на стол, стряхнув капли с руки. Затем салфеткой вытер губы и подбородок. — У меня не укладывается в голове, как мог этот полубезумный урод так со мной поступить. Особенно после того как я столько сил отдал этой истеричной зануде. Я ненавидел эту бабу. — Немного поколебавшись, Крэг добавил: — Думаю, мне не стоило этого говорить. Врачи предпочитают не распространяться на эту тему.

— А я считаю, что тебе нужно высказаться. Ты очень расстроен.

— Дело в том, что Пейшенс Стэнхоуп доводила меня до исступления подробнейшими рассказами о деятельности кишечника. Кроме того, она собирала и хранила, чтобы потом мне продемонстрировать, мокроту. Это было отвратительно. Эта женщина доводила до безумия всех, включая Джордана и даже себя.

Леона кивнула. Хотя она не была тонким психологом, она понимала, что Крэгу надо дать выговориться.

— Не могу даже вспомнить, сколько раз за последний год я таскался в их безобразный дом после работы или даже ночью, чтобы держать ее за руку и выслушивать бесконечные жалобы. И ради чего, спрашивается? Она редко следовала моим рекомендациям. Я предупреждал ее, что надо бросить курить. А она дымила как дьявол, как я ни убеждал ее.

— Неужели? — спросила Леона. — Она кашляла мокротой и тем не менее продолжала дымить?

— Ты помнишь, что ее постель провоняла табаком?

— По правде говоря, нет, — ответила Леона. — Я была настолько шокирована общей картиной, что не принюхивалась.

— Пейшенс курила так, словно никакого завтра для нее уже не существует. Одну сигарету за другой. За день она выкуривала несколько пачек. И это еще не все. Она сознательно игнорировала мои рекомендации. Миссис Пейшенс требовала, чтобы я выписывал лекарства, а затем принимала или не принимала их — как ей вздумается, какое у нее было настроение.

— А почему она так поступала?

— Наверное, потому, что ей нравилось болеть. Это позволяло ей хоть чем-то заняться. Больше сказать нечего. Она была пустым местом для меня, для ее мужа и даже для самой себя. Ее смерть стала для всех подлинным даром небес. Тем более что жизни у нее и не было.

Крэг успокоился настолько, что выпил скотч, не пролив ни капли.

— Я видела ее несколько раз в твоем офисе, и мне показалось, что она та еще штучка, — сказала Леона.

— Слишком мягко сказано, — проворчал Крэг. — Миссис Стэнхоуп была настоящей сукой, унаследовавшей приличные деньги. В силу этого обстоятельства она считала, что я обязан возиться с ней и исполнять ее прихоти. Пять лет я вкалывал в больнице. Я получил сертификацию, написал несколько научных статей, а она хотела, чтобы я держал ее за руку! Но если я утешал ее пятнадцать минут, то она требовала получаса. Если я приносил ей в жертву тридцать минут, она требовала, чтобы я держал ее за руку три четверти часа. Когда я отказывался, она дулась, а затем начинала злиться.