Перелом. Часть 2 - [10]

К сожалению, мотопехота этой танковой дивизии уже полностью была на бронетранспортерах. Мы уже как-то привыкли, что немецкая мотопехота перемещалась в основном на грузовиках, а на поле боя взвод, максимум рота действовали на ганомагах. А тут этой пехоты становилось на нашем берегу все больше и больше, и они как-то излишне быстро стали вытеснять наших бойцов с предполья, к возвышенностям, по которым и проходила основная линия обороны. По речной долине в дыму шли короткие схватки между мелкими группами пехотинцев. Немцы старались рывком продвинуться на бронетранспортерах как можно глубже на нашу территорию, мы подбивали их технику из гранатометов, минометных или танковых пушек. Выжившие после попадания выскакивали под автоматные или пулеметные очереди, выжившие еще и после этого залегали за холмиками, бугорками, а то и в траве, и начинали палить во все стороны. Конечно, если какой-то бронетранспортер въезжал в подготовленный парой отделений огневой мешок, то скоро от него оставался горящий кузов и горстка рассыпанных поблизости трупов. Но ганомаги не всегда въезжали так удачно — в попытках прорваться через недостаточно плотный, но все-таки действенный пушечно-гранатометный огонь, немецкие мехводы кидали свои боевые машины резкими зигзагами, порой проскальзывая перед самым носом реактивного снаряда РПГ или резким поворотом уходя от неминуемого поражения танковым снарядом, который лишь прочеркивал трассером дымный воздух с правого или левого борта.

Так, выкидывая гусеницами при резких спуртах травянистые комья земли, немецкие бронетрапспортеры наконец отодвинули нашу пехоту от переправ. Группы немецкой пехоты еще попадали под кинжальный огонь, когда выныривали сквозь дым на нашу очередную позицию, но постепенно они просачивались между ними, и нашим бойцам приходилось все время пятиться, чтобы их не взяли в клещи. Стрельба шла непрерывно, в разных направлениях, взрывы гранат, крики, топот ног смешались в сплошной какофонии слепого боя, когда уже на трех десятках метров видны только смутные силуэты, и время на реакцию — опознать, прицелиться и выстрелить, или не стрелять — измеряется долями секунд — действовать приходилось на подкорке. Наконец прозвучали тройные свистки, и наши стали энергично оттягиваться за линию ловушек. Пара немецких отделений, преследовавшая наших по пятам, влетела в такие ловушки — в низинках, где так удобно продвигаться вперед под защитой неровностей, в траве на невысоких кольях были натянуты нити колючей проволоки, которые придержали рывок фрицев — и чтобы они замедлили движение, и чтобы не попадали кучей. И тогда-то и были нажаты подрывные машинки, и четыре МОНки выкосили сначала одну, а потом и вторую ложбинку. Мощные слитные взрывы на близких дистанциях тормознули немецкую пехоту, она залегла и стала ждать свои танки, а наши бойцы, получив передышку, оттягивались за линию окопов.

Теперь лишь редкий гаубичный огонь да слепая танковая стрельба сквозь дымовую завесу по засеченным ранее направлениям хоть как-то мешали немецким танкам переходить на наш берег. Но, видимо, недостаточно — уже через час после начала пехотной атаки немцы сосредоточили танковый кулак в три десятка машин, развернулись цепью и пошли вперед.

И тут-то комдив в очередной раз поблагодарил себя, что не пожадничал грузоподъемность автотранспорта на обвес для дивизионных Аистов и взял с собой все, что к ним полагалось, не забив этот объем чем-нибудь более логичным для танковой дивизии — теми же снарядами или топливом в бочках. Топлива и снарядов и так хватило бы на три дня интенсивных боев, а вот дополнительные опции к своей авиатехнике вдруг выстрелили самым удачным образом. Так-то предполагалось, что наши наземные части всегда будут иметь поддержку штурмовой авиацией. Но третья танковая временно оказалась отрезанной от основных сил, да и чтобы подтянуть штурмовики поближе, требовалось время. Они уже пару дней оказывали все большее давление ото Льгова, но немцы обложили свои батареи бронированными ЗСУ-20-4, да и обычные буксируемые двадцатки были густо натыканы — одна танковая дивизия имела их шестьдесят штук — эту-то колючую конструкцию пока и раздергивали наши штурмовики, теряя за вылет по одному-два самолета. Так что помощь авиации нашим танкистам была пока косвенной — так, предыдущим вечером она накрыла колонну грузовиков, перевозивших боеприпасы для гаубиц — потому-то сегодня огонь немецкой артиллерии и не был таким интенсивным, несмотря на достаточность стволов. Зато постоянные штурмовки заставили немцев оттянуть все зенитные стволы к своим штабам и батареям, оставив без прикрытия наступающие части. В общем, это было логично — ну не видно было под Курском нашей штурмовой авиации.

Но она была. Как раз в лице этих недо-штурмовиков. Конечно, единственный двигатель уменьшал их живучесть, а более слабое бронирование позволяло выдерживать лишь стрелковый огонь, да и то — только с переднего и заднего ракурса, а уж попадание хотя бы двумя двадцатками гарантированно выводило самолет из строя. Но сейчас, в отсутствии двадцатимиллиметровок, да еще в горячке боя, немцы не сразу заметили ровный строй Аистов, заходивших на цепь немецких танков. Задымление давало достаточное прикрытие по горизонтали, но сверху немецкие танки были как на ладони, и наши Аисты один за другим стали заходить в атаку.