Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов - [56]

Аббревиатуры, упомянутые Ерофеевым, были, как говорится, на слуху у читателей-современников. Это и создавало впечатление ясности изложения. На самом деле тут все туманно.

Госкомиздат, то есть Государственный комитет по делам издательств, полиграфии и книжной торговли СССР, не был издающей организацией.

Другие задачи решал. В частности, курировал издательскую деятельность по всей стране.

«Предложить» непосредственно Госкомиздату выпустить книгу — все равно, что обратиться за медицинской помощью сразу в Министерство здравоохранения СССР, игнорируя при этом все поликлиники и больницы. Затея вполне бессмысленная.

Допустим, «метропольцы» решили обратиться к руководителю Госкомиздата — Б. И. Стукалину, чтобы тот отдал распоряжение какому-либо издательству. Такой, предположим, был план.

Но опять же непонятно, в силу каких причин Стукалин бы решил содействовать акции, не санкционированной руководством ССП. В лучшем случае предложил бы «метропольцам» официально утвердить инициативу. Если б вообще состоялся такой разговор.

Столь же загадочна другая идея: «предложить» макет альманаха ВААП, т. е. Всесоюзному агентству по авторским правам. Оно считалось общественной организацией, реально же было государственным учреждением.

Его функции — применительно к отечественной литературе — заключение договоров с заграничными издателями на перевод и тиражирование уже опубликованного в стране. Формально ВААП и было представителем авторов, причем их согласия обычно не спрашивало. Им от валютных гонораров доставалась лишь мизерная часть, да и то в пересчете на рубли: иностранную валюту, как известно, запрещалось иметь советским гражданам.

Руководителем ВААП был тогда Б. Д. Панкин. Вполне успешно решал задачи цензуры. «Предложить» ему альманах — без согласования с руководством ССП — все равно, что просить штатного цензора лично санкционировать публикацию заведомой крамолы.

В лучшем случае Панкин бы предложил «метропольцам» согласовать инициативу с руководством ССП. Если б разговор вообще состоялся.

Оба варианта, подчеркнем, явно бессмысленны. Тем не менее, планы, Ерофеевым упомянутые, были, по словам Попова, реализованы. Согласно аксеновской просьбе, макеты альманаха доставлены в Госкомиздат и ВААП.

Когда доставлены, кем именно были приняты или отвергнуты макеты примерно в два пуда весом — не пояснялось. Что и характерно.

О реакции Попов не сообщил. Акции же были абсурдными, если, конечно, не отказа добивались.

Еще один макет — по аксеновской же просьбе — Ерофеев и Попов доставили руководству ССП. Но только для осведомления. О согласовании даже не упоминалось.

Такой принцип составления альманаха «метропольские» организаторы сразу обозначили. И следовали ему, по словам Ерофеева, неукоснительно, что специально оговорили «в предисловии: „Может быть издан типографским способом только в данном составе. Никакие добавления и купюры не разрешаются“. Это требование особенно взбесило наших оппонентов».

Вполне могло бы «взбесить». Получалось ведь, что «метропольские» организаторы демонстративно игнорируют мнения руководителей ССП. Буквально провоцируют карательные меры. Если не было предварительной договоренности, так реакция прогнозировалась.

Она весьма иронически характеризовалась Ерофеевым. По его словам, началом «кампании против „МетрОполя“ стал секретариат Московской организации Союза писателей. Он состоялся 20 января 1979 года. Во-первых, мы не думали, что их там будет так много. А их было человек пятьдесят. Во-вторых, мы получили от них какие-то очень возбужденные повестки с нарочными: вам предлагается явиться… в случае неявки… Дальше шли угрозы. В-третьих, это „заседание парткома“ было накануне нашего предполагаемого вернисажа, который их особенно напугал и стал основной темой заклинаний».

Согласно Ерофееву, напугала писательское руководство подготовка к презентации альманаха. Точнее, макета. Изначально «было задумано так: мы устраиваем вернисаж „МетрОполя“, то есть знакомим с ним публику. Сняли помещение. Праздник должен был состояться в кафе „Ритм“ возле Миусской площади. Пригласили человек триста».

Разумеется, о «празднике» узнали и литературные функционеры. Они, по словам Ерофеева, испугались, что известие о «метропольском» вернисаже распространят иностранные радиостанции, вещавшие для СССР. К примеру, наиболее популярная — «Голос Америки». Или же «Голос Израиля», равным образом «Свобода», «Немецкая волна» и т. д. Ну а «потом выйдет книга на Западе. „Предупреждаю вас, — заявил председатель собрания Ф. Кузнецов, — если альманах выйдет на Западе, мы от вас никаких покаяний не примем“».

Ф. Ф. Кузнецов был в ту пору довольно известным критиком и литературоведом. Официальный статус — «первый секретарь правления Московской писательской организации Союза писателей СССР».

Понятно, что именно Кузнецову и надлежало по должности пресекать «метропольскую» инициативу. Странно другое: за дело взялся с большим опозданием. Подготовка альманаха почти год продолжалась, а литературный функционер ей не препятствовал, хотя и обязан был принимать соответствующие меры.

Неосведомленность тут ни при чем. Кузнецов не мог не узнать в первые же месяцы о планах, которые «метропольцы» обсуждали прямо за ресторанными столами Центрального дома литераторов.