Перекресток Теней - [4]

Последние слова Жак де Моле произнес в зловещей тишине. Все вокруг замерли, пораженные таким поворотом дела. Епископы нарушили полукруг, сгрудились в бесформенную группу, стали нервно переглядываться и шептаться. Они явно были не готовы к подобной выходке Великого магистра, они растерялись.

Первым нашелся Гильом де Бофе.

— Сеньор! — воскликнул он звонким голосом, боком подступая к узнику и прижимая сутану к животу. Епископ Парижа был невысокого роста и слегка полноват, и смотрел на Жака де Моле снизу вверх. — Не далее как вчера я слышал от вас иные слова, дававшие вам право надеяться на лучшую участь.

Великий магистр повернул лицо к народу и, глядя поверх фигуры Гильома де Бофе, произнес:

— Я давно догадывался, а сегодня понял, что надеяться на лучшую участь в моем положении уже не имеет смысла. Предавшие меня однажды папа и король не достойны моей мольбы. Добавлю только, что ведомые мною тамплиеры всегда были добрыми христианами, которые никогда не бежали от врага и принимали смерть во имя Бога, справедливости и чести. Так поступаю и я!

Толпа у помоста загудела. Теперь явно сочувственные возгласы раздавались со всех сторон.

— А как считают ваши соратники? — отделившись от группы священников, осторожно спросил епископ Альбанский.

— Спросите у них сами, — ответил Жак де Моле, гордо подняв голову. — Больше я вам ничего не скажу.

Но не успел глава следственной комиссии повернуться к остальным заключенным, как Жоффруа де Шарне, командор Нормандии и брат дофина Оверенского, встал рядом с Великим магистром. В лязге цепей руки двух узников сжались в сильном мужском пожатии.

— Как! И вы, сеньор? — воскликнул епископ. — Разве вы не знаете, что король собирался через некоторое время смягчить ваше наказание?

— Знаю! Но в сравнении с милостью короля мне дороже честь!

— А что же вы, господа? — Епископ Альбанский повернулся к двум оставшимся фигурам.

Жоффруа де Гонневиль и Гуго де Перо оставались на месте, молча опустив головы.

— Перед лицом Святой Церкви, перед всем народом Франции вы признаете свою вину? — прямо спросил епископ.

Бывшие рыцари даже не пошевелились.

— Молчание мы расцениваем, как согласие, — удовлетворенно сказал священник.

— Вот истинно верное решение! — воскликнул Гильом де Бофе.

Толпа зашумела еще больше. Священники, тронутые речью Великого магистра и поступком его друга, наскоро перебросились несколькими фразами. Им не хотелось решать судьбу повторно отрекшихся от своих показаний рыцарей именно сейчас. Наступило некоторое замешательство. Подозвав к себе парижского прево, епископ Альбанский дал ему четкие указания: поместить Жака де Моле и Жоффруа де Шарне под стражу до следующего дня.

— Завтра мы обстоятельней рассмотрим дело этих двух глупцов и примем окончательное решение на их счет, — добавил он громко, чтобы его слышали не только рядом, но и в толпе. — А на сегодня все кончено.

Священники гуськом начали спускаться с помоста. Тем временем начальник королевской стражи зычным голосом приказал собравшимся на площади расходиться, и солдаты принялись дружно расталкивать горожан. Люди отступали неохотно, каждому хотелось обсудить с ближним увиденное. Кое-где завязались потасовки. Крики и ругань раздавались в толпе. Прибытие процессии на площадь полчаса назад выглядело значительным и помпезным, удаление ее превратилось в хаос. Верховые сновали между людей, опрокидывая многих наземь, рассыпая направо и налево удары плетьми. Люди кричали от гнева и боли, лошади хрипели и ржали. Повозки разворачивались, наталкиваясь друг на друга и создавая заторы.

И вдруг в толпу на горячем коне врезался неизвестный всадник. На нем был красный табар — короткий плащ, расшитый серебряной нитью, надетый поверх пурпуана из вишневого бархата. Он проложил себе дорогу к опустевшему помосту, проворно поднялся над бурлящим морем парижан и поднял руку. Его заметили, и постепенно вокруг всё стихло. Люди узнали в этом человеке королевского герольда.

Епископы еще не успели взобраться в свои повозки, и теперь стояли внизу, напряженно ожидая объявления. Так же замерли четверо узников, исподлобья наблюдая за происходящим.

Герольд, наслаждаясь произведенным впечатлением, дождался тишины и громогласным голосом произнес:

— Его Величество король Франции Филипп, которому доложили о случившемся здесь, высочайше повелевает двух рыцарей тамплиеров, а именно Жака де Моле и Жоффруа де Шарне, как еретиков, признавшихся в злодеяниях, но отрекшихся от своих показаний, казнить путем предания огню! Приговор Его Величества окончательный и обжалованию уполномоченными папы не подлежит. Исполнить приговор приказано сего же дня, восемнадцатого марта! — Он обвел взглядом притихших людей, достал из-за пазухи свернутый лист, скрепленный печатью, потом обратился к епископу Альбанскому: — Вот королевский указ, ваше преосвященство, извольте взглянуть.

Ошарашенный епископ развернул пергамент, медленно, стараясь не пропустить ни одного слова, прочитал написанное торопливым почерком. Потом поднял глаза, переглянулся с другими священниками.

— Каким образом указ издан так быстро? Мы даже не успели разойтись…