Перекресток Теней - [12]

— А дальше?

— Дальше, чтобы выдвинуть обвинение, требовалось согласие самого папы, и Филипп добился от Климента разрешения на роспуск Ордена.

— Но как, мессир? Орден ведь всегда отстаивал интересы Церкви!

— Да, это так, но Филипп пошел на хитрость, он объяснил папе, что задолжал Ордену громадную сумму денег, вернуть которую в силу различных причин не может. Но если сокровища тамплиеров перейдут в его руки, сказал он, то половину своего долга король отдаст Клименту. Словом, они быстро нашли общий язык.

— А Великий магистр? Как же он?

— Жак де Моле был хорошим воином и организатором, Тибо, и ты это знаешь не хуже меня. Но вместе с тем он был слишком порядочным, доверчивым человеком. И в этом — его роковая ошибка. Он и мысли не допускал, что его могут предать столь коварным образом.

— И все же, мессир, как же он позволил себя арестовать?

— Всё было устроено с величайшими предосторожностями, а свершилось настолько внезапно и стремительно, что именно это и принесло королю успех. Понятно, что какие-то слухи о предстоящих арестах могли просочиться в ряды тамплиеров и дойти до ушей Великого магистра. Возможно, так и было. Скорее всего, так и было. — Де Брие сделал многозначительную паузу, отпил вина, пожевал сыра. — Но он до самого конца еще верил, что ничего страшного не произойдет — ни с ним лично, ни с Орденом. А Филипп, хорошо понимая, что прежде всего соперника нужно обезглавить, и опасаясь, что де Моле может ускользнуть, совершил абсолютно бесчестный поступок, впрочем, весьма ему свойственный. За день до всеобщего ареста во дворце состоялись похороны внезапно скончавшейся невестки короля. Их-то и решил использовать Филипп. Как родственника, крестного отца дочери, он пригласил Великого магистра на церемонию погребения. Жак де Моле в ту скорбную минуту даже нес погребальное покрывало, что всегда считалось знаком особого доверия. А на другой день, в пятницу, тринадцатого октября, его вместе с шестью десятками руководителей Ордена взяли под стражу по приказу коварного короля!.. А дальше… дальше ты знаешь…

— И сегодня, вернее, уже вчера всё кончилось…

Венсан де Брие внимательно посмотрел на бывшего оруженосца. Тибо был честным парнем и грустил совершенно искренне.

— Не всё кончилось, мой друг, — тихо сказал рыцарь. — Орден живет, и кое-что еще происходит…

— Что вы имеете в виду, мессир? — встрепенулся оруженосец. — Я не понимаю.

— Тебе пока и не нужно понимать. Скажу лишь, что далеко не все наши братья арестованы, многим удалось избежать преследований. Кто-то отправился в чужие земли, кто-то, как мы с тобой, остались во Франции. И мы будем продолжать выполнять свою миссию, святую миссию…

— Но как? Орден объявлен вне закона, как же мы будем… Нас тоже арестуют и в лучшем случае на долгие годы бросят в какое-нибудь подземелье.

— Наивный мой друг Тибо! Кто тебе сказал, что мы по-прежнему будем разъезжать на лошадях в белых плащах с красными крестами? Кто тебе сказал, что меч, лук и копье будут по-прежнему нашим оружием?

— А что же тогда?

— Отныне, мой друг, Орден переходит в скрытное положение, полностью сохраняя устав и принципы, которыми руководствовался два столетия до этого. У нас по-прежнему есть люди, способные вести за собой, у нас найдутся и те, кто с открытым сердцем выступит на защиту прежних идеалов.

— А вы, мессир…

— Полагаю, ты теперь догадался, что я — один из тех, а ты, надеюсь, станешь одним из этих.

— Не сомневайтесь в моей преданности, мессир! — с воодушевлением произнес Тибо. — За вами я готов пойти хоть на край света!

— Не исключено, что именно это нам предстоит сделать, — тихо сказал де Брие, положив свою тяжелую руку на плечо бывшего оруженосца.

2

Время — это такая категория… растяжимая и непредсказуемая. Оно — как кошка: его нельзя приручить. Оно течет с убийственной монотонностью, и ничего с этим не поделаешь. Время — это единственная данность, в которую человек не в состоянии всунуть свой любопытный нос.

Некоторые, правда, пытаются как-то изменить свои неизбежные отношения со временем: лукавят, пробуют намеренно отстать от него, полагая, что таким образом замедляют течение своей жизни, — и кажутся смешными; другие, напротив, пытаются его опередить, обогнать, забежать наперед и встречать время на каком-то обозначенном рубеже, наивно считая себя победителями, — эти также смешны, как и первые, и в той же степени вызывают сочувствие у тех, кто просто стремится от времени не отставать, иными словами — идти с ним в ногу.

…Следующие три дня тянулись, как тринадцать. Или тридцать… Не шли, а именно тянулись.

Уже начались каникулы, уже можно было полностью расслабиться, если не считать каких-то приготовлений — закупок на несколько дней, уборки в квартире, и еще пусть небольшой, но все-таки ёлки. Инна всегда ставила ее посреди комнаты — чтобы замечать постоянно, чтобы не нарошно, а как бы случайно цеплять локтем веточки, проходя мимо, и поправлять соскользнувший на пол «дождик». А иначе — как? Это ведь драгоценный лучик света прямо из детства, из того детства, когда, оберегаемый родителями, ты совершенно не знал никаких забот, когда запах мандаринов и хвои становился запахом исполнения желаний и соответственно — счастья. Оказывается, у счастья есть запах!