Перехваченные письма. Роман-коллаж - [165]
Часть VII
Les Gris Quotidiens[270]
Первоначально было серое, серое, разделившись, освободило место для мира. Все светлое сосредоточилось в центре, темный круг очистился. Это было рождением места для мира и Бога посередине его.
Дневник Бориса Поплавского, запись 24 января 1932 год
Глава 1
Новая поросль
Николай Татищев – матери
27 ноября 1945
Мое рождение в этом году будет справляться 28-го. Дети таинственно готовят "подарки", и кролик на балконе доживает последние дни (детям скажут, что это другой кролик на блюде, а наш убежал или мы его подарили). Продолжаем пользоваться чудной, сухой и солнечной осенью – лес серый, коричневый, рыжий, с чуть подчеркнутым налетом зелени – самый прекрасный, по-моему, сезон. (Раньше я больше любил краски лета, но теперь эта летняя оргия зелени мне кажется мало живописным салатом; qui n'a pas l'esprit de son âge[271] и т. д. – вступив в осень жизни, я полюбил осенний ландшафт).
Между прочим, где находится Софья Андреевна (моя ех-жена), уехала ли она в Америку или еще в Париже и если да, то где? Я избегаю встречи с ней и потому не хожу в те места, где она может оказаться (в церковь на Daru), а если узнаю, что она в Америке, все кварталы Парижа снова окажутся для меня открытыми.
Степан ни за что не хочет надевать зимних костюмов – кокетство и спортивная мода его школы – и до вчерашнего дня не надевал даже осенней своей куртки. Не обошлось без слез. Топить почти не пробовал, хотя впервые в 40-х годах можем почти не экономить топливо.
Около года назад я сблизился со многими советскими людьми и теперь ясно могу сделать вывод из этого опыта: климат Парижа для меня самый подходящий, и никуда из Plessis-Robinson меня не тянет. Распознаю с некоторым недоумением и не без страха атмосферу Петербурга – за все 250 лет его существования. Она (эта атмосфера) не менялась с поколениями. Вот цитата из Кантемира, напр.:
В каком другом государстве возможен был бы этот тон и кому, кроме нас, он понятен? Я не хочу ввести обманного строя, и все же, когда думаю о моей родине, – ощущаю себя «прелестником», и мне не по себе (диаметральная противоположность Ике, которая там, как рыба в воде). А Степану с Борисом эта фраза Кантемира даже не смешна – просто никогда не будет понятна, как и французам.
Софья Татищева – Вере Анатольевне Татищевой
9 июня 1947
S. Tatistchew с/о Shvetzoff
324 E94th str., New YorkZ28, USA
Милая мама, мне очень неприятно, что не могла к тебе приехать, но все случилось так сразу, и все дни бегали из-за всяких бумаг, так как все очень сложно.
Качало нас сильно, но мы с Димкой не были больны. Вокруг же все страдали, и это было ужасно.
Устали мы очень, пароход был неважный, я была в каюте, где было 26 человек, а у Димки еще больше. Слава Богу, все кончено и добрались благополучно, нас встречали моя мать, сестра и двоюродный брат. Мой брат приезжает в июле, а его семья – через несколько дней.
Димка наслаждается, два дня был в деревне у знакомых, неважная была погода, но все же веселился.
Нас поражают магазины, все есть, и полны, и все так свободно можно купить, и сколько угодно. Я еще не работаю, хочу несколько дней вздохнуть.
Как только смогу, хочу тебе послать посылку, напиши, что тебе больше всего надо.
Мне грустно было покидать Европу, и пока очень скучаю, надо привыкнуть. Димка и я целуем и желаем всего хорошего. Софья.
Мишель Карский – Иде Карской
Лето 1949
Бланк газеты Combat:
Combat. De la résistance a la révolution. 100, Rue Reaumur. Paris[273].
Дорогая Ида. Я тебе пишу уже от Maldon. Море было довольно плохое. Я был все время наверху, плохо себя чувствовал, но все-таки не вырвал. Я не хочу забыть очень важную вещь: дала ли ты мне рисунок или нет? Я в чемодане его не нашел.
Когда я приехал в Лондон, мы сразу поехали в деревню. В понедельник Hilary, Joseph и я уехали в Лондон. Там мы поехали в Gare Victoria, взяли велосипед, положили его на автомобиль и поехали с ним в другой вокзал. Joseph хотел дать мне одну livre sterling, но я отказался. Hilary, может быть, поедет в Париж эту неделю и приедет обратно 28-го. Ты потелеграфировай им, когда приедешь.
А ты как поживаешь? Рисуешь? Надеюсь, что ты хорошо кушаешь. Mme Rutty не хочет взять все 6 livres, но ты с ней поговоришь.
Научилась ли ты говорить по-английски?
Крепко-крепко целую. Миша.
Р. С. Поцелуй папу за меня.
Ида Карская – Мишелю Карскому
Дорогой, золотой мой мальчик, ты, наверное, уже получил мое письмо и знаешь, что я приеду только в сентябре.
Рисунок я всунула в твои бархатные штаны. Так что будь осторожен и вытащи его.
Ты хорошо сделал, что отказался от фунта стерлингов. Лучше быть гордым, но не слишком.
Ты мне ничего не пишешь ни о madame Rutty, ни о других членах семьи. Помогаешь ли ты немного madame Rutty? Не нужно быть свиньей.
Хорошо ли тебе? Ездишь ли ты к Horsley? Катаешься на лошади? Делаешь ли ты латынь и математику? Послал ли свой devoir[274] М>еlle Aubert? Нашел ли пианино? Хорошо было бы сохранить вещи музыкальные до моего приезда. Я рассчитываю на твой английский и на твою виртуозность.
