Переход - [46]

– Как?

– Обрубали концы – и вперед.

– Херня.

– Ты за нее волнуешься.

– Ты ж ее видел, когда она приехала.

– Выглядела так себе.

– Вот-вот.

– Обстриглась перочинным ножиком.

– Я и говорю.

– Как Жанна д’Арк.

– Что ты несешь?

– Жанна д’Арк. Знаешь Жанну д’Арк?

– А этот, как его, не помню, что-то не едет.

– Она про него говорит?

– Да как-то нет.

– Тим.

– Да. Тим.

– По-моему, он и не приедет.

– Она одна.

– Она была как будто одна, даже когда он был с ней.

– А теперь она одна.

– И ты за нее волнуешься.

– Я не хочу прочесть в газете, что, мол, яхта долбанулась о рифы или дрейфует, а на ней никого.

– Ты хочешь ей помочь.

– Помочь?

– Спасти ее.

Роберт Карри молчит. Видимо, обдумывает эту гипотезу. Затем шагает к двери, останавливается, оборачивается.

– У тебя грязь в башке, Кристофер Тоттен, – говорит он.

Открывает дверь, выходит, размеренным шагом направляется к своей машине. Маклер все стоит. Контору затопила тень, и затененному полу он говорит почти неслышно:

– А вот и нет.

6

Топовый огонь хрупок, точно на верхушке вспыхнул нечаянный белый костерок. Другой огонь, пошире – в незанавешенных иллюминаторах кают-компании, беспокойной пленкой ложится на воду. Мод с тонкой сигаретой в руке (последние остатки табака), склонившись над штурманским столиком, латунным циркулем вышагивает по карте Атлантического океана, на запад, на юг, опять на запад. По краям лежат открытые на нужных страницах лоции. Фотографии мысов, маяков, схемы каналов, бакены, створы и секторы освещения. Иглы циркуля расхаживают туда-сюда. Мод делает пометки в блокноте, затягивается сигаретой, осторожно смахивает пепел с Азорских островов. На латунных часах пять минут двенадцатого. Мод озирается, бросает окурок в раковину, в кружку с остатками чая, трет глаза, потягивается, снова долго-долго смотрит на карту, внезапно отрывается от нее, идет в гальюн, чистит зубы, сплевывает в унитаз, мочится, откачивает помпой. В кают-компании стягивает джинсы, забирается в «гроб», ужом заползает в спальник и выключает лампу. Через несколько минут уже спит (лицо, поза – как у людей с рисунков, где подземка времен «Блица»[36]), но спустя считаные минуты просыпается, и сонливость как рукой сняло, все чувства дрожат струнами. На лодке кто-то есть. Чьи-то ноги ступают наверху по палубе. Мод рывком выбрасывает себя из «гроба». Под рукой – то ли памяти спасибо, то ли удаче – циркуль. Мод прислушивается, ждет. Шаги смолкли, но из тишины долетает дыхание, тихий шелест дыхания за брандерщитом.

Стук по дереву брандерщита. Будто по груди, по ребрам Мод постучали.

– Кто там? – спрашивает она. Голос ровный.

Он представляется, но она не узнает имени.

– Крановщик я, – говорит он. – На верфи.

После паузы она спрашивает:

– Чего тебе? – и после другой паузы он отвечает:

– Мимо проходил. Дай, думаю, загляну, поздороваюсь. У меня пузырь с собой.

– Пузырь?

– Суббота, вечер, – говорит он. – Не хочешь – я пойду.

И вот так всегда, нет? Мужчина стучит по дереву; женщина ловит ускользающие мысли на бегу? Мод включает лампу на штурманском столике, натягивает джинсы.

– Не заперто, – говорит она.

Отодвигается крышка люка. Возникает голова крановщика. Все углы кривые. Крановщик улыбается и машет бутылкой. Сдвигает брандерщит и слезает в кают-компанию.

– Где пришвартовался? – спрашивает Мод.

Он кивает на нос.

– Лееров нет, залезть – как два пальца. А у тебя тут уютно. Мило.

Она не понимает, пьян ли он, и если да – насколько пьян. От него пахнет спиртным, но гребля в темноте должна была его слегка отрезвить. Он ставит бутылку на складной стол. Сам в ветровке, под ней круглый вырез футболки.

– Принести стаканы? – спрашивает он.

– Я принесу, – говорит она.

– Я увидел, что у тебя свет горит, – поясняет он. – А потом выключился. Но уже обидно было возвращаться.

Он откупоривает бутылку, красное вино, завинчивающаяся крышка, и когда Мод ставит на стол пластмассовые стаканы, он наливает щедро – до края полдюйма.

– За жизнь и любовь, – говорит он. Осушает стакан двумя большими глотками. – Прилив сегодня ого-го. Пока плыл, аж пить захотелось.

Свет у него на щеках, на рыжих нитях волос, на ресницах. Он никого Мод не напоминает. Она прислоняется к штурманскому столику.

– Есть табак? – спрашивает она.

Он как будто доволен вопросом, тотчас принимается шарить по карманам.

– Свернуть тебе?

Она качает головой. Он за ней наблюдает, держит наготове зажигалку.

– Я вообще-то прикидывал, что у тебя Роб на борту.

– Кто?

– Роб Карри. Вы же вроде дружите.

– Он работает на яхте.

– Я тут ни при чем, – говорит он. Смеется. – Можно осмотреться?

– Валяй, – говорит она.

Он идет по кают-компании, заглядывает на полки. Суется в гальюн, в темную носовую каюту с призраками парусных чехлов. Разглядывает фотографию в рамочке, яхту на закате или на рассвете, возвращается, обходя стол с другой стороны, смотрит в карту на штурманском столике, в «гроб», на приборы. Стоит очень близко. При малейшем движении ветровка шуршит.

– Далеко собралась? – спрашивает он, пальцем постучав по карте, но ответа не ждет. На глаза ему попадается белая картонка среди россыпи карандашей и запасных предохранителей в открытом ящике над столиком. – «Только для клинических исследований», – читает он со штампа. Заглядывает внутрь – один блистер пуст, в другом не хватает двух зеленых капсул. Крановщик переводит взгляд на Мод.