Передает «Боевой» - [27]

Москва хотела знать. Должна была знать. Центр запрашивал еще несколько раз, требуя подробностей, подтверждения.

Доктор Пеев понимал ценность каждого своего сообщения. Он хотел охватить все, чтобы быть абсолютно точным и в то же время обезопасить себя от возможной игры дворца, от возможных неожиданностей. Он встретился с депутатами — своими старыми знакомыми. Да, дворец действительно хотел воевать против Советского Союза, настаивал, искал союзников среди старых политических волков, среди генералов, среди новоиспеченной политической верхушки, в торгово-индустриальной среде. И странно, в то время как «патриотическая» истерия и шумиха усиливались, желание воевать ослабевало.

А Москва знала:

«Журин» сообщает, что 20.X 1941 года по новым штатам истекает срок реорганизации воинских частей. Это сообщение толкуют так: болгарская сторона до этой даты не предпримет никаких акций».

«1.X 1941 года. Болгарские власти не подготавливают войну против Советского Союза».

«После завершения маневров на турецкой границе остались только 2-я дивизия и две пограничные бригады. Сведения получил от «Журина» и полковника Димитрова — командующего артиллерией 2-й Фракийской армии».

Народ охватила тревога! Слухи облетали всю Болгарию: болгарские войска следуют через Генерал-Тошево[6] на Украину! Западные нейтральные наблюдатели, особенно чувствительные ко всякого рода сенсациям, уже информировали мир об этих слухах. Близкие к Англии круги в нейтральных государствах через свои газеты скупо, на первый взгляд, подсказывали болгарской прессе, что ей следует предпринять. И со временем в стране появился миф о Борисе III — царе-мудреце, царе-дипломате.

«10.X 1941 года. Болгарские войска не посылали на Украину. В Германию отправилась группа болгарских врачей и медицинских сестер».

Уже десятого октября Москва знала, что произошло в Софии. Хотя это и противоречило газетной шумихе и бряцанию оружием, воинственным позам и заявлениям, в данных доктора Пеева содержалась правда о событиях в царстве:

«В дворцовых кругах отрицают, что царь ездил к Гитлеру. С германской стороны оказывается усиленное давление с целью втянуть Болгарию с ее армией в войну против СССР».

Был ли Борис III доволен развитием событий в «собственном» царстве?

Он делал все возможное, чтобы втянуть «свою» армию в войну против СССР. Но его близкие и доктор Пеев знали, что царь нервничает.

У него повторялись нервные припадки. Он кричал, что разгонит негодных генералов, не имеющих ни авторитета, ни войск.

Генерал Михов рапортовал своему августейшему государю, что части небоеспособны.

Генерал Даскалов с грустью констатировал, что ни одна болгарская рота не будет боеспособной на фронте вне Балканского полуострова:

— Ваше величество, если мы оторвем болгарина от его нивы, он будет смотреть только назад.

— Ваше величество, извините за откровенность, хоть это и неприятно, — рапортовал командующий Фракийской армией, — влияние коммунистов непреодолимо.

Царь смотрел помутневшим взглядом куда-то в пространство.

— Как так… После двадцать третьего… двадцать пятого года… весь их актив, все их руководящие кадры ликвидировали. Еще Кимон Георгиев считал, что ни одна партия, включая красную, не имеет опоры в массах после девятнадцатого мая. Это необъяснимо, генерал!

— Ваше величество, — с тревогой делился с ним Никола Мушанов, о котором было известно, что, несмотря на свое англофильство, он согласен воевать, лишь бы война велась против большевиков, — мы потрясены фактами: наша интеллигенция, за исключением маленькой группы легионеров генерала Лукова и Жекова, вся за большевиков.

— Я не потерплю, чтобы оборванные сельские учителишки диктовали в моем царстве! — кричал царь в своем кабинете во время послеобеденного отдыха. — Я не прощу глупцам, которые позволили большевикам сохранить свое влияние в моем царстве!

— Государь, внимательное изучение полицейских досье каждого десятого солдата действующей армии заставляет меня подозревать в нем потенциального большевика, — рапортовал полковник Костов, известный всем начальник РО военного министерства. — Мы произвели проверку офицеров запаса, а без них невозможно представить себе армию. Каждый третий из них заражен большевизмом.

— Хочу воевать! — вопил царь, беспомощно оглядываясь. — Хочу воевать! А получается так, что мне нужно опасаться собственной армии! Уж не запачкан ли красным и мой лейб-гвардейский полк? Прикажу сшить им мундиры синего цвета!

— Так точно, и в лейб-гвардейский полк проникли красные. Устраним их, как только заметим…

— Ваше величество, святейший синод присматривается к верующим и своим оком и ухом улавливает чаяния христолюбивых болгарских чад, — говорил без апломба и пафоса варненский митрополит Иосиф, который в то время совершал поездки по своей епархии, посещал сборища легионеров и «христианские» общества, произнося туманные речи и открыто демонстрируя свой крайний шовинизм. — Царь и наш владыка, мы не можем рассчитывать на весь народ. При всех обстоятельствах необходимо удерживаться от вступления в войну, особенно против России.

— Ваше высокопреосвященство, мой отец сумел послать этот же народ сражаться против моего крестного Николая II.