Передает «Боевой» - [119]

— Мои дивизии защищают Европу от большевизма! — выкрикнул вдруг фюрер, и ошеломленный царь даже отступил на шаг назад. — Мои дивизии хоронят сотни тысяч убитых в русской степи ради Европы, защищая ее от еврейско-плутократическо-большевистского заговора! Мои союзники умирают вместе с нами на фронтах!

— Мои пять дивизий заняли место пяти ваших дивизий на югославских просторах, ваше превосходительство! — решительным тоном проговорил Борис. Ему очень захотелось выпить хотя бы глоток мастики. Она успокоила бы его, вернула бы ему равновесие.

— У меня есть данные — они получены от моих представителей в вашем царстве — о потерях в этих дивизиях! У вас не наберется и пятидесяти убитых на полк за весь год! Вы посылаете своих солдат только мешать карательным экспедициям моих войск! Вы прикрываетесь громкими фразами! — Фюрер строевым шагом прошел вперед и остановился в десяти шагах от царя. Глаза его как-то неестественно сверкали и в гневе казались дикими. Он вытащил из кармана лист бумаги, встряхнул его и стал изучать.

— Я требую от вас ваши двенадцать дивизий или же буду считать, что вы предатель!

Борис испытывал досаду оттого, что ему приходится выслушивать этого болтуна. Лулчев предупреждал его, что силы фюрера на исходе. Теперь он кусается только тогда, когда ему удается схватить жертву своими затупившимися когтями.

— Господин рейхсканцлер! У меня есть сведения, что вы проигрываете войну, — повторил царь слова Гешева, не представляя к чему это может привести, — но я немец, я люблю свою первую родину больше, чем вторую родину — Болгарию. Давайте договоримся.

— Я не веду переговоров, — заорал фюрер, — я не веду переговоров, а приказываю! Вы генерал-лейтенант рейхсвера, вы лейтенант гвардии кайзера Вильгельма! Выполняйте волю своего верховного военного начальника!

Итак, удар, нанесенный Италией, вывел этого господина из равновесия. Удар, полученный под Курском, поверг его в панику. Увещевания папского нунция, предлагавшего сепаратный мир с Великобританией при условии, что Германия пожертвует Гитлером, сделали его просто жутким.

Гитлер всматривался в глаза Бориса: неужели Делиус, которого он с трудом вспомнил (он видел его один-единственный раз в кабинете адмирала Канариса), так ловко дезинформировал болгарского царя! Неужели болгарская полиция не почуяла самого важного, проделанного фон Брукманом за последние десять дней в Софии? Тем лучше. Борис уже вне игры. И все же ему стало жаль принца Сакс-Кобург-Готтского, в котором течет и кровь Бурбонов, ведь он по материнской линии принц Гогенштауфен.

— Царь, десять дивизий!

— Господин рейхсканцлер! Я люблю Германию не меньше вас. Для нее я сделаю все, когда встанет вопрос о ее спасении. Прошу вас только об одном: не забывайте, что я глава государства. И желаю, чтобы мы разговаривали как равные. Мы руководители держав!

Гитлер вытаращил глаза — он уже не владел собой. Начал истерично смеяться. Потом успокоился:

— Ваши дивизии я пошлю на правый фланг, они будут удерживать фронт на Дону, пока мои десять дивизий будут передвигаться из Франции на север, пока не станет ясно, сумеет ли Кессельринг удержать Италию со своими двумя эсэсовскими дивизиями, пятью дивизиями фольксштурма и двумя итальянскими фашистскими дивизиями, пока не выяснится, не перестанет ли Лондон отказываться от переговоров, как в свое время с Руди Гессом, пока не станет ясно, что действительно все поставлено на карту. — После этого Гитлер снова начал кричать. Он орал во все горло, переходил на фальцет, кашлял, задыхался, махал руками, словно рубил саблей. Подошел к Борису.

Царь молчал. Сначала все это показалось ему очень страшным. Это и в самом деле было так, и он не случайно ощутил леденящее дыхание ужаса. Возможно, впервые в своей жизни царь приблизился к истине о гитлеризме и впервые признался себе, что те, коммунисты, столь ненавистные ему, правы. Потом ему показалось забавным, что государственный деятель столь высокого ранга впадает в такой раж. Стало обидно за Германию, что ею управляет такой паяц и палач. Он и слушал его и не слушал. Потом, когда фюрер замолчал и сложил руки на груди, царь снова попытался успокоить его:

— Мой фюрер, я согласен дать войска.

Фюрер молчал. Потом вернулся к письменному столу и нажал кнопку звонка.

Подполковник гестапо, царь теперь заметил его форму, знаки различия старшего офицера и заслуженного полицейского, вытянулся в струнку:

— Мой фюрер…

— Пора накрывать стол к обеду! Пусть подадут и болгарскую мастику. Внизу, в моем зале, господин подполковник. Там очень уютно.

Борис заметил холодный свет в глазах гестаповского офицера. Словно заговорщики, рейхсканцлер и невзрачный офицер обменялись взглядами, и это пробудило в нем чувство необъяснимого страха перед фюрером.

— Ваше величество, думаю, что мы поняли друг друга. Я очень рассчитываю на болгарские дивизии. Вначале на десять, потом посмотрим. Если понадобится, увеличим их число.

— Да, мой фюрер. Только давайте уточним, когда они должны быть готовы. Может быть, к концу сентября?

Гитлер задумался.

— Хорошо, согласен.

Царь поднял голову и, улыбаясь, дошел за подполковником. Он считал, что поступил правильно. Теперь машина заработает. Гешев вместе с Кочо Стояновым покончит с коммунистами за каких-нибудь двадцать — тридцать дней, и дивизии будут готовы. Да, готовы. В то же самое время через папу римского, подобно царю Калояну