Перед заходом солнца - [30]

Клаузен. Может наконец кто-нибудь сказать мне, что произошло? Мне кажется, упал канделябр. Я испугался и лег в постель. Возможно, я потом во сне поднялся… Со времени смерти моей незабвенной жены это, говорят, со мной случалось. В таком состоянии меня могло и сюда занести.

Инкен. Ты рассказал все почти без пропусков, Маттиас.

Клаузен. Почти – говоришь ты. Этим ты ограждаешь себя от лжи. Теперь только я припоминаю все яснее и яснее…

Инкен. Ты мне это расскажешь потом, в машине, Маттиас! Как нам будет хорошо, когда мы выберемся на шоссе! Ты откинешься на подушки, и, если я увижу, что ты вдруг тяжело дышишь, что тебя мучает кошмар, я разбужу тебя, Маттиас! Зачем же я тогда рядом с тобой? Только несколько дней будь как дитя. Я буду о тебе заботиться, как о своем ребенке.

Клаузен. Знаешь ли ты, какая это бездна – семьдесят лет жизни? Без головокружения никому не заглянуть в нее.

Инкен. Маттиас, стрелка часов отмечает невозвратимые золотые минуты. Нас ждет автомобиль. Идем, Маттиас! Нехорошо, что ты всегда говоришь о бездне. Когда нам снова будет светить солнце, мы будем смотреть вперед, а не в бездну…

Клаузен. Ты посланница того мира, Инкен! (Опускается на диван.) Дай мне спокойно во всем разобраться. (Закрывает глаза.) Когда твои благословенные руки обнимают меня, мне хорошо, хотя я не вижу их, хотя я не вижу тебя. Когда я закрываю глаза, я чувствую так ясно и просто, что на свете есть вечная благодать.

Входит Гейгер.

Гейгер. Прости, Маттиас, что я вхожу незваный…

Клаузен. Для меня ты всегда званый.

Гейгер. Да, в известной степени званый. Когда я в Кембридже получил твое письмо, я понял, что это призыв.

Клаузен. Но тогда нам обоим было непонятно, зачем я тебя зову.

Гейгер. Я понял твой призыв в прямом смысле слова. Но об этом мы пофилософствуем позже. Шофер уже запасся горючим, мотор остынет. Пора садиться.

Клаузен. Ваш портфель с собой, доктор Вуттке?

Гейгер. Ты меня не узнаешь, я твой старый друг Гейгер.

Клаузен. Мое завещание в безопасности? Можно на вас положиться, Вуттке? Если кто-нибудь начнет оспаривать его, будете вы, подобно льву, защищать мою Инкен?

Гейгер. Бог свидетель, я к этому готов! На этот вопрос я могу ответить только «да»!

Инкен. Маттиас, все это теперь безразлично. То, что ты пережил, выше сил человеческих. Будь я сильнее, я унесла бы тебя на руках. Я умоляю тебя: соберись с силами!

Клаузен. Скажи мне: твой отец, кажется, был крайне щепетилен в вопросах чести?

Инкен. Возможно, но сейчас не время об этом говорить.

Клаузен. Я не против самоубийства… Но меня оно не устраивает… Впрочем, когда уже и так стоишь за порогом жизни…

Инкен. Завтра тебя снова будет окружать жизнь.

Клаузен. Кстати, известна ли вам, дитя мое, судьба некоего тайного советника Клаузена? Это был один из самых уважаемых людей; теперь общество его выплюнуло, он – только плевок, который растаптывают ногами.

Инкен. Ничего не помогает. Нужно действовать! Винтер!

Винтер входит с одеждой и шубой.

Клаузен. Винтер, вы как-то выросли за это время! Поверьте мне, вы – бог! Да-да! Несчастье открывает человеку глаза. Вы не должны ради меня утруждать себя, Винтер. Меня ограбили, раздели, духовно убили и физически обесчестили! А потом бросили на улицу под копыта, колеса и подошвы! По сравнению с вами я – ничтожество, грязь, а ваше место, Винтер, среди богов!

Инкен. Маттиас, Маттиас, возьми себя в руки! Мы добьемся для тебя полного удовлетворения.

Клаузен глубоко вздыхает, откидывает назад голову и впадает в забытье.

Надо побороть эту слабость. (Подошедшим Эбишу и фрау Петерс.) Дядя, где у тебя коньяк? – Принеси чай, мама! Мне уже чудится сирена автомобиля Ганефельдта. Нельзя выдавать его врагам!

Фрау Петерс и Эбиш быстро уходят, чтобы принести требуемое.

Гейгер (вглядываясь в Клаузена). Вряд ли он вообще может ехать в таком состоянии.

Слышен автомобильный гудок.

Инкен (вне себя). Это преследователи! Это ищейки! (Хватает лежащий на комоде револьвер Эбиша.) Видит Бог! Пока я жива, пока во мне теплится дыхание, они не переступят порога!

В дверях появляется пастор Иммоос и преграждает дорогу Инкен.

Пастор. Во имя Иисуса Христа, Инкен: немедленно положи оружие!

Инкен. А если надвигается бесчеловечная банда, господин пастор?

Пастор. В твоем положении преувеличение прощается. Я говорю тебе «ты», потому что ты моя конфирмантка. Надеюсь, ты этого не забыла?

Инкен (приподнимает оружие). Назад! Посторонитесь! Я вас не слушаю! Я вас не знаю!

Пастор отступает. Инкен следует за ним наружу с револьвером в правой руке.

Гейгер. Фрейлейн Петерс, не делайте глупостей. Есть другие возможности, хотя бы пришлось временно капитулировать.

Гейгер спешит вслед за Инкен. Перед домом нарастает шум: слышны автомобильные гудки, громкий разговор. Винтер остается один возле Клаузена, который лежит в углу дивана и тяжело дышит. Винтер кладет на стул вещи, присаживается на краешек стула и наблюдает за Клаузеном.

Клаузен. Послушай, Винтер, откуда это пение? Оно мешает спать.

Винтер. Я ничего не слышу, господин тайный советник.

Клаузен. Кто этого не слышит, тот глух, мой милый Винтер! Хоры, хоры поют! Ужасно! Стынет кровь.