Перед вахтой - [88]

— В самом деле, — пробормотал он весьма виновато. Как много надо флотского опыта, чтобы предусматривать такие вот шуточки природы! Кто бы подумал, что здесь течение?..

— Думать надо поменьше, — продолжал казнить его самолюбие угадывавший не столь трудно угадываемые мысли лейтенант Машкин-Федоровский. — А вот лоции читать надо побольше.

— Читал, да вот про течение как-то не усек… Неприятно.

— В подобном случае надлежит поднять боцмана и приказать ему потравить якорную цепь, — обронил лейтенант.

— Да уж знаю, что надлежит делать в подобном случае, — махнул рукой Антон и побежал за боцманом.

Минут через десять он вернулся на мостик.

— Благодать божья… — сообщил отсыревшему Антону не менее отсыревший лейтенант Машкин-Федоровский. — При ласковой летней погоде мы плаваем по морям не без приятности и даже некоторого удобства. Эдак прямо как сказал поэт: «Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет, он бежит себе в волнах…» И если упоминаемый ветер задует чуть посильнее, придем отстаиваться в сию тихую бухту — не от робости, конечно, НО лишь потому, что нельзя тогда производить нашу деликатную работу.

— А помните, как нас трепало на переходе? — возразил Антон.

— Будет что рассказывать девушкам в Ленинграде, и станут они уважать, жалеть и любить вас, старшина, особенно если еще не приучены рассказы бывалых юных моряков делить па шестнадцать, — щекотал лейтенант Антона колким ежиком слов. — Но про то, что делается у нас в конце осени, девушкам, даже приученным делить на шестнадцать, рассказывать не советую: назовут лгуном и выдумщиком и навсегда лишат доверия. Осенью нам с вами не пришлось бы скучать да бездельничать на вахте. Да и якорь вряд ли пришлось бросить, а пришлось бы работать полным ходом носом на волну… Проверьте-ка пеленг, старшина.

Антон взял пеленг западного мыса. На сей раз все в порядке. Якорь держал крепко. Лейтенант Машкин-Федоровский умолк, наморщил залысевший уже лоб, задумался. В природе стало как бы чего-то недоставать.

— А что, например, бывает? — полюбопытствовал Антон, чтобы прервать молчание.

Лейтенант внимательно осмотрел серое пространство воды п неба, перегнувшись через поручни, глянул на палубу. Убедившись, что все в природе благополучно, он закурил, присел рядом с Антоном на флажный стеллаж.

— А что бы вы хотели услышать?

— Ну какой-нибудь случай, — сказал Антон.

— Я так и думал, — покачал головой лейтенант Машкин-Федоровский. — Юным умам всегда интересны случаи, происшествия, сюжеты. Предпочтительнее всего про пиратов и пограничников. От этого мы далеки, старшина. Мы живем без сюжетов, совершая будничную, однообразную, очень трудную и неуютную работу. Мы, тральные, плаваем больше любого торгового моряка, но мы не видим ни Лондонов, ни Амстердамов, ни Рио-де-Жанейро. А видим мы в лучшем случае вот этот самый Колгуев с его полутораэтажной столицей Бугрино. Ладно, не нам разжижать море слезами… Будет вам сюжет. А 'случился он в прошлом году в конце ноября. Мы добросовестно выполнили боевое задание и возвращались в базу, рассчитывая прийти домой в субботу к вечеру. Что касается погоды, то для ноября она свирепствовала вполне терпимо, хотя некоторым морякам, считающим восемь баллов выдающейся душетрепкой, пришлось бы в тот день худо.

— А вы уже старый моряк? — робко съязвил Антон, глядя на гладкое лицо лейтенанта.

— Не особенно, — спокойно согласился лейтенант Машкин-Федоровский. — Итак, кое-кто, освободившись от вахты, уже скоблил щетину, предвкушая увольнение на берег и бал в Доме офицера. И тут начался сюжет. Забегает в рубку радист и докладывает, что эфир полон отчаянными «SOSами». Командир дал разрешение связаться, и выяснилось, что это горланит рыбацкая шхуна «Двина» и что у нее руль заклинило на левом борту. А вы ведь представляете себе, что такое для одновинтового судна остаться в свежую погоду без рулевого управления.

— Не трудно представить, — сказал Антон. — Тут тебя море порастрясет как захочет.

— Идти на помощь мы не всегда можем, как военные, но судов поблизости не прослушивалось, а у каждого моряка, кроме обязанностей и прав, есть еще и человеческая совесть. Решил командир идти. Они же, рыбьи дети, знали свое место с точностью до двадцати миль во все четыре стороны. Как таких найдешь среди моря?

— По радиопеленгу, — нашелся Антон.

— Мыслишь, — одобрительно кивнул лейтенант. — Так мы и пошли. Через часа два сигнальщик заметил по курсу пламя, это они жгли на борту смоляную бочку, есть такой сигнал бедствия. А когда приблизились, увидели рядовую трехмачтовую шхунку, которая вздымалась под небеса то кормой, то носом и отчаянно дребезжала своим слабеньким дизельком. Машиной-то — они работали только для очистки совести, поскольку толку от этого в их положении никакого. Шхуну ставило то вдоль волны, то поперек и швыряло самым непристойным образом. Ну и мы, как вы понимаете, не смирно стоим. Болтаемся друг подле друга, а подойти на такое расстояние, чтобы можно было подать бросательный конец, нет никакой возможности. Нас бы так трахнуло бортами, что от шхуны осталась бы на поверхности только доска с портретами передовиков рыбного промысла…