Перед уходом - [5]
«Ой, да простудится же он! Какая ж я балда…» — спохватилась она потом и, проворно, будто баянист-виртуоз, бегая пальцами по груди, кое-как застегнула пуговички на блузке. Потом встала, крепко прижав к себе сырого сына, подобрала с обочины сумку и заторопилась к родному дому. «С Капитанской Дочкой поговорю, — мысли о будущем прыгали в такт шагам, — с мамой, с дядей Федей. Витя приедет… Может, здесь со Звездочкой моим жить останемся, может быть, придумаем что-нибудь еще…»
И вот Наташа остановилась перед милым, маленьким, родным окошком и, не в силах побороть волнения, постучала в тихонько зазвеневшее стекло. Медленные, одна за другой, будто капли с крыши весной, в оттепель, потекли емкие секунды ожиданья. Зацепившись за горшок с корявым цветком-столетником, двинулась занавеска, и мамин, такой знакомый, голос испуганно спросил:
— Кто-й-то там?
— Это мы… Я — Наташа!
2
Хотя мать без устали ворчала на дочь, а заодно и на весь белый свет, субботний день пролетел бездумно и легко, в радостной суете. Он был полон воспоминаний. «А хорошо дома!» — в сотый, может быть, раз решала Наташа. И все вокруг радовало ее, и даже меловые осьмиконечные кресты на всех дверях, должные оборонять дом и его обитателей от нечистой силы, — Наташа, когда была школьницей и жила дома, стирала их мокрой тряпкой, как с классной доски. Так у них и шло: Наташа сотрет, а мать нарисует… А сейчас мать обнаружила вдруг, что в доме мало хлеба, и послала Наташу в магазин, — послать послала, а денег не дала! Вдогон еще и крикнула с крыльца:
— И пол-литра возьми, а лучше — две! Федор, наморившись, возвернется, Витя, мож-быть, приедет. После семи-то им пятерку отдай, и про сдачу не дай бог заикнуться, а завтра и вовсе хоть на коленки становись перед ними!
— Хорошо, куплю, — ответила, оглянувшись, Наташа и выбралась за калитку.
«Проверяет», — подумала она, нисколько этим не огорчась. Да и что тут огорчаться-то? Как раз вчера Наташа получила деньги, получку, — вот они, туго свернутые, лежат в кошельке. «Хотите уличить меня? Жадная мол, Наташка, да? Скупая? — размышляла она дорогой. — Пожалуйста! Да только ничего у вас, дорогие мои, не получится, даже не надейтесь!» Под ноги ей почему-то часто попадали бурые грубые глиняные черепки, и, стараясь не наступать на них, Наташа думала, сколько лет этой обожженной глине — тысяча, сто, десять, год?
В родном селе под вечер на улице как? С этим поздороваться, тому улыбнуться, с этой перекинуться парой приветливых слов, а с той и вовсе остановиться и минутку-другую постоять, болтая, — Наташино путешествие затянулось. «Хождение за три моря», — подумала она, поглядывая из зарешеченного магазинного окошка на новый, желтенький, будто цыпленок, клуб, построенный года четыре назад студенческим строительным отрядом. За клубом, среди деревьев, белела церковь — строители ее давно истлели в земле, они были безымянны. Большой фанерный щит — Наташа помнила его со школьных лет — аршинными буквами обещал: танцы. У застекленного «Окна сатиры» хохотали мальчишки, половина — на разномастных велосипедах.
Молоденькая еще, очень броско и смело накрашенная продавщица Тоня, бывшая одноклассница Наташиного брата Витьки, а теперь немалая шишка в селе, незамужняя княжна из потребсоюзной сети, про которую злые языки рассказывали, будто она — это после десятилетки-то! — на одной из этикеток недрогнувшей рукой вывела: «Маргариновый сок», сказала загадочное:
— Да не огорчайся ты, Наташ, с кем не бывает? Тебе две, да? Одну? — Лихо щелкнули костяшки счетов. — Думаешь, хватит? Смотри! Халвы возьми — подсолнечная, свежая! Твоя мать всегда берет — любит. Сильно она переживает?
Щеки у Наташи предательски порозовели.
— Н-нет, — сказала она, и голос у нее дрогнул.
— И правильно, — ломая длинным ножом халву, согласилась продавщица. — Сын — механизатор первой руки, дочь и вовсе теперь в городе живет, на хорошем месте устроена, прописалась… Чего ей переживать, чего убиваться-то? Подумаешь, дел! Плюнуть и забыть. На танцы придешь сегодня?
— Не знаю… нет, — ответила Наташа.
Она поняла, что речь идет не о ее одиноком материнстве, и успокоилась немного. От сердца отлегло, и кровь отхлынула от щек. А продавщица повторила:
— И правильно… Хоть и оркестр у нас сейчас свой — правление купило, чтоб молодежь удержать, а все равно — ску-ушно! Сопливые одни кругом… — Вздохнула: — То ли дело раньше!
— То-оня!.. — взмолился мужик, который до этого за Наташиной спиной томительно долго звенел мелочью.
— Ну, чего? Чего тебе?.. — взвилась за прилавком продавщица. — Ты мне сначала полтинник старого долгу принеси, а потом тебе будет — «То-оня»! Указчики! Поговорить не дадут с человеком! Ты вот приди, приди ко мне в следующий раз с посудой, опять мешок бутылок принеси, я тебе вспомню… И «Веркиной мути» в долг дам, и еще чего, что попросишь…
«Веркина муть» — это вермут. И название местное, и винцо поблизости где-то разливали. Им бы заборы в палисадниках красить, а не людей травить! Мужик залебезил:
— Тонечка, да я ж ничего! Вы разговаривайте себе, разговаривайте, разве ж я мешаю?
— Вот и не мешай, — по-царски строго отрезала продавщица. — Глаза еще зальешь — успеешь!
Герои большинства произведений первой книги Н. Студеникина — молодые люди, уже начавшие самостоятельную жизнь. Они работают на заводе, в поисковой партии, проходят воинскую службу. Автор пишет о первых юношеских признаниях, первых обидах и разочарованиях. Нравственная атмосфера рассказов помогает героям Н. Студеникина сделать правильный выбор жизненного пути.
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
В книге публикуются русские волшебно фантастические сказки, записанные в разные годы, начиная с прошлого века и до наших дней, на территории Западной, Восточной Сибири и Дальнего Востока. В работе кроме печатных источников использованы материалы, извлеченные из архивов и рукописных фондов, а также собранные отдельными собирателями. К каждой сказке имеется комментарий, в конце книги даны словарь малоупотребительных и диалектных слов, указатель собственных имен и названий, топографический и алфавитный указатели, списки сказочников и собирателей.
Дмитрию 30, он работает физруком в частной школе. В мешанине дней и мелких проблем он сначала знакомится в соцсетях со взрослой женщиной, а потом на эти отношения накручивается его увлеченность десятиклассницей из школы. Хорошо, есть друзья, с которыми можно все обсудить и в случае чего выстоять в возникающих передрягах. Содержит нецензурную брань.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.