Перед бурей - [27]

людей и слишком узкое поле для моей активности, а по

тому скоро я прекратил свои визиты в институт.

Наша семья поселилась на Петербургской стороне.

Квартира состояла из трех маленьких комнат и кухни, рас-

71

положенных в третьем этаже промозглого каменного дома.

Окна выходили во двор; однако, на наше счастье, этот

двор не походил на типичные петербургские дворы-колод

цы, а был открыт с двух сторон и даже заканчивался не

большим садом с двумя клумбами и несколькими чахлыми

деревьями. В целях экономии мать сама готовила и нани

мала одну прислугу, которая и комнаты убирала и за

детьми ухаживала.

Сразу же по приезде в Петербург я поступил в Веден

скую гимназию, которая находилась в двух шагах от на

шей квартиры. Гимназия эта по тем временам была боль

шая, число учащихся в ней достигало пятисот человек,

имелся ряд параллельных классов. В моем классе, напри

мер, было пятьдесят учеников. Два года, проведенные

мной в Веденской гимназии, не оставили в моей памяти

сколько-нибудь ярких следов. Учился я в общем легко И

хорошо, часто бывал первым учеником и при переходе из

первого класса во второй оказался единственным перешед

шим без экзаменов и с первой наградой. В эти годы я

больше всего увлекался географией и не только знал

учебник на-зубок, но и много читал по данному предмету

сверх программы. Кроме того, я очень любил рисовать

карты, и если по выполнению они часто бывали далеки от

совершенства, то зато работа над ними постепенно накоп

ляла в моей голове большое количество точных сведений

о конфигурации берегов и морей, о течении рек, о место

положении городов и горных хребтов. Эти подробные гео

графические знания сослужили мне большую службу в мо

ей последующей жизни.

К концу моего пребывания в Петербурге я очень заин

тересовался астрономией. Толчком для этого послужила

только что вышедшая тогда на русском языке книга не

мецкого профессора Клейна «Астрономические вечера», ко

торую мне подарил отец. Я даже познакомился с перевод

чиком этой книги, неким С. Сазоновым, который казался

мне тогда полубогом, обитающим на вершинах литератур

ного Олимпа. Однако своей высшей точки моя страсть

к астрономии достигла три-четыре года спустя, и я вер

нусь к этой теме несколько позднее.

Дома по усиленному настоянию матери я брал уроки

игры на скрипке, но, как я уже раньше говорил, душа

моя не лежала к этому инструменту, и я всячески отлы

нивал от серьезной учебы. Когда мать упрекала меня в

72

том, что я играю всего лишь час-полтора в день, в то

время как Пичужка проводит за роялем по три часа, я

задорно отвечал вычитанной откуда-то сентенцией:

— Шопен не позволял своим взрослым ученикам играть

больше трех часов в день, чего же требовать с таких кло

пов, как мы с Пичужкой?

В Петербурге я впервые познакомился с театром. По

мню, с каким необычайным волнением я шел с матерью на

утренник, где исполняли «Горе от ума». И пьеса и игра

произвели на меня огромное впечатление, и я долго после

того не мог успокоиться. Позднее я видел «Миллион тер

заний», «Мертвые души», «Плюшкина», «Две сиротки»

(Ф. Коппе) и некоторые другие произведения. Чаще всего

мать водила меня в театр Кононова — небольшой, бедный

театр, где не было даже оркестра, но где тем не менее

хорошо играли и хорошо подбирали пьесы. Замечательно,

однако, что мои родители ни разу не свели меня ни в

оперу, ни в балет. Насколько понимаю, они, следуя риго

ристическим традициям своей юности, считали эту форму

театрального искусства недостаточно серьезной. Данный

пробел в своем театральном образовании я с избытком

наверстал спустя несколько лет, когда в 1901 году попал

в тот же Петербург уже в качестве студента.

К описываемому периоду относится и начало моего бо

лее систематического и самостоятельного чтения. Родители

нередко дарили мне книжки, по преимуществу научно-по

пулярного характера. Я уже упоминал об «Астрономиче

ских вечерах» Клейна; к той же категории произведений на

до отнести и ряд биографий крупных деятелей науки и

техники, как, например, Галилея, Джордано Бруно, Сте¬

фенсона, Фультона и др., из популярной в то время серии

«Жизнь замечательных людей» издательства Павленкова,

которые мне покупали то отец, то мать. Трудно переоце

нить значение подобного чтения для свежего, впечатли

тельного детского ума. Одновременно, однако, я пристра

стился к чтению иного рода, восхищавшему всегда

мальчишек в возрасте десяти-двенадцати лет, — к чте

нию романов Майн-Рида, Фенимора Купера, Жюля Верна.

В петербургский период меня больше всего увлекал Майн-

Рид, и одно время мое воображение до такой степени было-

насыщено скальпами, томагавками, трубками мира, сви

стами войны, что даже во сне я воображал себя то «Твер

дой Рукой», то «Огненным Глазом», ведущим краснокожих

73

к победам над белыми. Вкус к Жюлю Верну развился у

меня несколько позднее. Я перечитал почти все произве-

дения этого изумительного пионера научной фантазии, но

самое глубокое и длительное впечатление на меня произ

вели два его романа — «Таинственный остров» и «При

ключения капитана Гаттераса». Чтение дополнялось слу

шанием публичных лекций на научно-популярные темы в

существовавшем тогда в Петербурге так называемом

Соляном городке. Это было хорошо организованное про