Перед бурей - [11]

Отец, пережевывая котлету, упорно смотрит себе в та

релку и кратко бросает:

— Ну что ж, пойди.

— Как «пойди»?—начинает горячиться мать, сразу по

нимая, к чему клонит отец. — А ты?.. Я не пойду одна!

Пойдем вместе.

Отец делает еще одну попытку отвертеться.

— В четверг я не могу, — заявляет он, — у меня по

ставлен опыт, и в четверг вечером я как раз должен по

лучить вакцину.

Мать сразу вспыхивает. Кровь бросается ей в лицо, и

со всей страстностью своего вспыльчивого темперамента

она набрасывается на отца:

— Вот ты всегда так!.. Я тебе жизнь отдала! Я пожерт

вовала лучшими годами молодости! Я света не вижу, из

сил выбиваюсь, ночей недосыпаю, всех обшиваю, обмы

ваю... И вот благодарность! Для него вакцина важнее жены!

Бешеная атака продолжается довольно долго. Мать

припоминает отцу все его грехи: и как он в воскресенье

не поехал с семьей в Загородную Рощу, а ушел в лабора

торию, и как он третьего дня не забыл купить морских

свинок для своих опытов, но забыл привезти торт, зака

занный в кондитерской по случаю моего рождения, и как

вчера вечером он сидел до двух часов ночи за микроско

пом, не давая спать матери, и многое другое в том же

роде.

Отец выдерживает эту атаку с невозмутимым спокой

ствием, продолжая поглощать одну котлету за другой.

32

Температура материнского гнева все больше повышается.

Ее выводит из себя ледяное молчание отца. Наконец она

не выдерживает: слезы брызжут у нее из глаз, она вска

кивает из-за стола и с криком: «Нет, я не могу, не могу!»

убегает в спальню. Отец кончает ужин, встает из-за стола

и идет к своему микроскопу...

На другой день все забыто, и жизнь вновь возвращает

ся в свою нормальную колею.

В основе всех подобных ссор и конфликтов лежала

внутренняя обида моей матери на то, что отец науку пред

почитает семье, что он не уделяет должного внимания ни

жене, ни детям. И в этом она, несомненно, была права.

Но так как в дело не была замешана женщина, так как

ревность отсутствовала, так как мать в глубине души со

знавала, что служение науке все-таки прекрасная вещь, то

обида не была очень глубока и не вносила серьезного раз

лада в семейную жизнь. Стычки легко изживались и за

бывались. Других же причин для внутренних трений не

было. «Увлечений» на стороне ни у отца, ни у матери не

было. В карты отец не играл и денег не проигрывал.

К вину не притрагивался и ночей за кутежами не прово

дил. В семье всегда была здоровая, ясная, трудовая атмо

сфера. Отец занимался службой и наукой. Мать хозяй

ничала варила варенье, шинковала капусту, солила огурцы

и внимательно изучала знаменитую в то время толстую

поваренную книгу Е. Молоховец «Подарок молодым хозяй

кам». Будучи от природы очень сметливой, она ухитрялась

на сравнительно скромное отцовское жалованье (100—150

рублей в месяц) содержать семью в семь человек и даже

находить средства на дальние летние поездки — на Урал,

в Москву и т. д. В нашей жизни не было ни малейшего

намека на роскошь, но не было также и бедности. Ели

мы просто, но здорово и сытно. До сих пор щи и котлеты

я предпочитаю самым искусным ухищрениям кулинарного

гения Европы. Одевались скромно, но тепло и удобно. Си

дели на грубоватых стульях и табуретка», но воздуха в

комнатах имели достаточно.

Я уже упоминал, что нас было пять человек детей —

три мальчика и две девочки. По возрасту получалась на

стоящая лесенка: промежуток между смежными ступень

ками—два года. Я был самый старший, и между мной и

самым младшим братом, Михаилом, разница была в восемь

лет. Дом наш всегда был полон детской возни, детских

33

проказ, детских смеха и слез. Жили мы дружно, и роди

тели всех нас держали очень «ровно»— не было ни лю

бимчиков, ни пасынков. Однако разница в годах сильно

сказывалась. Когда я кончил гимназию, Михаил только

поступил в приготовительный класс, а младшая сестра, Ва

лентина, еще была первоклассницей. Другой мой брат,

Анатолий, от природы одаренный талантом художника, но

впоследствии ставший врачом, был несколько ближе мне

по годам, и с ним в детстве я больше играл и вообще

больше общался. Однако наиболее тесные отношения су

ществовали между мной и старшей сестрой, Юлией, кото

рая была всего лишь на два года моложе меня. Девочка

она была болезненная, но с глубокой душой и мягким,

благородным характером. Практической сметки, уменья от

бивать удары, которых всегда так много посылает дейст

вительность, в ней было очень мало. Эти качества наложи

ли свой отпечаток на дальнейшую жизнь Юленьки (как мы

звали ее в семье). Тогда, в детские годы, я был дружен с

Юленькой и позднее, ближе к окончанию гимназии, много

с ней читал, разговаривал, делился мыслями и чувствами.

Должен, однако, прямо сказать: мои братья и сестры не

играли и не сыграли в моей жизни особенно крупной роли.

В детстве тому мешала слишком большая разница в годах.

Потом же, когда, с окончанием гимназии, я «вышел в

жизнь», мне просто редко приходилось с ними сталкивать

ся и встречаться: условия тогдашней революционной рабо

ты очень быстро сделали меня «отрезанным ломтем» для

семьи.

Когда сейчас мысленно я восстанавливаю перед

своим духовным взором образ моих родителей, мне боль-

ше чем когда-либо бросается в глаза, что по своему про