Перебитый панцирь - [35]

— А сейчас я прочту вам статью верного сына своей родины полковника Бичерахова, которую он прислал на днях из Америки.

— Если он верный сын своей родины, то почему пишет из Америки? — поднялся один из легионеров.

— Молчать, шантрапа! — опять заорал командир батальона. — Молитесь за нового имама Гейдара!

* * *

Гереев, в прошлом служитель культа в одном из селений Дагестана, находясь в плену, добровольно поступил на службу в германскую армию. Еще до отправки 801 батальона из местечка Весела (Польша) на Восточный фронт он командируется в «школу пропагандистов». Шестимесячное обучение не пропало даром. Пусть теперь кто-нибудь из легионеров вздумает вступить с ним в спор. Гереев каждую свою беседу подкрепляет «примерами» из довоенной жизни в Дагестане. Не забывал он рассказывать и о себе. При этом особенно останавливался на том, как его арестовали чекисты за «религиозную деятельность». Пропагандист знал, что если он скажет правду о своем аресте, то на легионеров это никакого впечатления не произведет. Арестован он был за участие в антисоветском восстании в Южном Дагестане.

В роте Сафарова командиром первого взвода служил лейтенант Сайпуллаев. Солдаты дали ему кличку «человек без языка», поскольку он отличался своей молчаливостью.

Однажды Сайпуллаев зашел к Сафарову. Он был слегка выпившим. Командир роты решил прощупать настроение своего подчиненного, достал бутылку водки. Они выпили по рюмке, закусили.

— Можно ли задать вам вопрос, господин обер-лейтенант? — обратился Сайпуллаев к своему командиру.

— Можно, — ответил Сафаров.

— Давно хочу спросить, откуда вы?

— Из Дагестана.

— Скоро ли мы будем там?

— Это зависит от генерала Клейста. А что, ты имеешь желание увидеть своих сородичей?

— Да, господин обер-лейтенант. Кто не мечтает увидеться со своими земляками? Но у меня нет твердой уверенности в том, что наш батальон доберется до земли наших предков.

В голову Сафарова вдруг вкралась мысль, что Сайпуллаев, возможно, подослан к нему абверовцами. Но он сделал вид, что не замечает, на что намекает его собеседник.

— Обязательно, земляк, доберемся. До всего доберемся, — многозначительно ответил Сафаров, налив еще по рюмке водки. — Только мне не совсем понятно ваше настроение...

Сайпуллаев опрокинул рюмку.

— Обер... скажите конкретно, что вас интересует?

— Только одно — честь нашего батальона.

— Вы вчера присутствовали на читке газет нашего мозгового и военного треста — СКНК? — спросил Сайпуллаев.

— Мне не раз приходилось бывать в нацкомитете, и должен сказать, что он создан из лучших умов северо-кавказской эмиграции. Разве Надырхан не фигура? Бывший начальник одного из округов Дагестана, инженер, получивший образование в одном из старейших университетов Европы, занимает сейчас пост председателя нашего нацкомитета в Берлине.

Сайпуллаев не выдержал.

— А самое главное качество Надырхана — это то, что он всем своим нутром ненавидит Советскую власть.

— Да, это качество нельзя отнять у него. Но заместитель Надырхана Насур — тоже не маленький человек. В прошлом градоначальник Карса, а затем крупный лидер белогорской эмиграции и один из тех, кому Канарис доверил свои секреты еще задолго до войны.

— Обер, дорогой обер, вы уклоняетесь от моего вопроса.

Сафаров с печатью безразличия на лице посмотрел на Сайпуллаева.

— Вы о чем, лейтенант?

— Мы речь вели о читках газет.

— Да, да, вспомнил.

— И вы, обер-лейтенант, ничего не замечаете?

— Абсолютно. Читка есть читка.

— Но у легионеров клокочет в груди, когда ваш Гереев читает им: «Аллах над нами, Гитлер с нами». А как наш командир батальона Шабанов реагирует на их усмешки? «Почему молчите, ишаки!» — вот как он орет на нас. Теперь, мой обер, вы поняли, за кого нас считают? Наливайте еще, обер...

...Сафаров, действующий в батальоне по заданию советской разведки, убедился, что перед ним вовсе не враг своей Родины.

Беседа стала более откровенной.

— Дорогой земляк, немцы мечтают побыстрее завоевать наш край.

— Тогда почему мы воюем ради них? Позор! Мы предатели!

Сафаров изменился в лице.

— Да, — решительно ответил он.

— Земляк, кажется, я что-то начал понимать. Только прошу не сравнивать меня с такими, как Гереев и ему подобные.

— Да, между тобой и Гереевым есть разница.

— Гереев добровольно поступил на службу в германскую армию, а я из-за своего малодушия. При опросе в лагере Шверине проболтнул кое-какие секреты. Вербовщики, среди которых был и «лучший ум Северного Кавказа», — а я сказал бы подлый изменник Надырхан, — утверждали, что для НКВД этого достаточно, чтобы меня расстрелять.

— Что ж, неплохо тебя спровоцировали, земляк.

Затем Сайпуллаев рассказал о себе. До войны он работал в колхозе. В первый же день начала войны он добровольцем пошел на фронт. В Дагестане осталась жена с двумя ребятишками.

Часть, в которой служил Сайпуллаев, попала в окружение. Он оказался в плену. Содержался в лагере Шверине. Потом случилось так, что он стал служить фашистам...

— Судьба злую шутку сыграла с тобой, — заговорил Сафаров. — Но попытаемся, чтобы ты и другие горцы, обманутые фашистами, искупили свою вину перед Родиной...

Перед уходом Сайпуллаева командир роты передал ему некоторые газеты, издаваемые оккупантами, в которых обливали грязью народы Кавказа.