Пепойдека - [9]

Начали читать. То была первая речь против Катилины - образец доблести и мужества, чести поруганной и восстановленной.

"Господи, - думал Пепойдека, - Марк Тулий, ведь это всe про меня, ведь и я также терплю, и я также обманут, и на меня поднят кинжал! И что было бы, если б и я не принимал мер осторожности!"

Здесь Дима произнeс: "О tempora, o moris!" - Хватит, - сказал Пепойдека. - Как-как? - вскочил увлечeнный Силен Бараныч. - О времена, о люди! перевeл Метр Ритмович. - Нравы, - очнулся Дима, перестав стучать. - Да, конечно, я задумался, простите, Дима. - Да, ничего, я просто языка ради, и смущeнно забарабанил пальцами по пушистому подбородку. - Да, господа, я хотел предложить трапезу. Перед тем, как разойтись, скрепим наши... так сказать...

Все оживились и радостно болтали. Одна только Наташа посматривала на тумбу и хмурилась. Но на неe никто не обращал внимания. Даже Лигурин обратился целиком к учителю. А Пепойдека был в некотором воодушевлении. Он рассказывал о тяжeлой судьбе Цицерона, о том, что это счастье родиться в такое значительное время, и многое другое. Все, даже Прахманн, слушали его очень внимательно. Он не шутил, а говорил как-то особенно просто. Чувствовалось, что речь идeт о чeм-то личном.

Уже выпили почти всe, когда огромная жeлто-серая туча заволокла небо. Прогремело, потом ещe, отдалось вдалеке, и молния прорезала тучу. Стало страшно. Побежали, ища укрытия. Вдруг увидели нежилой деревянный двухэтажный домик на самом берегу, и с криками ликования бросились к нему. Полил дождь, и туча застыла в совершенном безветрии. Вот еe снова разорвало, и опять она была целая, висела над домиком, погрузив всe вокруг в сумрак.

Вдруг в тумбе заскрипел голос. "Cauchemar!" - реагировал Пупа. Ученики недоумeнно посмотрели на Метр Ритмовича. Тогда он сорвал чехол, и перед ними забила крыльями белая огромная птица. Распустила гребень на голове и отчeтливо произнесла: "Хорошо!"

Все засмеялись и оживились. Среди темноты воздуха, грязи заброшенного домишки и их собственного опьянения, она была белоснежным свидетелем чего-то прекрасного и залогом, что это прекрасное их не покинуло. Гроза продолжалась. Поднялся ветер и гнал тучу, но, тяжeлая на подъeм, она не уползала, а всe раскалывалась громом и раздиралась молниями.

- Господа, - нарушил Пепойдека всеобщее восхищeнное молчание, - я предлагаю в знак нашей дружбы и единомыслия принести совместную жертву Юпитеру, который теперь здесь. Мы это все видим. Чтобы он не прогневался и не убил нас молнией!

Все молчали. Пепойдека понял это, как одобрение. Он открыл портфель, размотал трость, и ещe раз все раскрыли рты, а Наташа, наоборот, прикрыла ладошкой, ужаснувшись.

- Я проткну еe, нет его. Это какаду, его зовут Пупа - будьте знакомы, господа!

- Господа, - подхватил Пупа, привстал и присел, вращая глазами в роговой оправе.

_ Я проткну его этой тростью. Вот вино. Вот лопатка. Дима, я попрошу вас вырыть яму. Птица большая, мы как-то с Наташей намеряли около метра в длину. Так что, да...

Дима взял лопатку и забарабанил по лезвию. Потекла кровь - он порезал пальцы - так хорошо она была отточена.

- Прахманн, возьмите тогда вы. Видите, у Димы не получается. А вы, Дима, отбивайте бой, прошу вас. Силен Бараныч, откройте клетку и достаньте птицу.

- Я не могу. Я боюсь. Она такая белая... - Наташа. Нет, не надо, я сам. Дима, стучите же! Раздалась дробь. Дождь ещe шел, а гроза откатывалась, но вдруг ударило ещe раз почти над ними. - О, небо! - воскликнул Пепойдека. Поймите, мы должны отдать Богу самое лучшее, что у нас есть. Вот, его!

Лигурин откачивал Наташу, с которой сделалось дурно.

- Ладно, я так, - и он, сжав ладонью голубую головку Птаха, уперевшись пальцами в головы кобр, прицелился и двинул руку к клетке.

Вдруг Прахманн взмахнул лопаткой и отсeк кончик трости. Рука Пепойдеки дрогнула, а из полости тросточки вынырнула чeрная вьющаяся верeвка, и исчезла в дырявом настиле пола.

- Что это, что это?! - закричал Силен Бараныч. - Не знаю, - простонал Метр Ритмович, - я ничего не знаю. Зачем вы это сделали, Прахманн?! - и швырнул остатки трости в воду. Она вошла беззвучно, и только большой пузырь булькнул, лопаясь.

- Я подумал, что такая красота должна жить, а не умирать. Я выпущу еe.

С этими словами Прахманн открыл дверцу и хлопнул в ладоши. Птица ударила крыльями и взлетела. Огромная белая тварь на жeлто-сером фоне тучи. Молния разрезала небо и осветила сильную красивую птицу. Она поднималась вверх, улетала, а они смотрели - весь мир для них сосредоточился в ней. Прогремело. И вдруг все поняли, что пошeл белый-белый снег, много снега, как зимой. И не стало видно птицы, не стало видно ничего, не стало снега. Но блеснуло солнце, прорвало тучу, и пылающим золотом заката легло на каждую голову. И гладило их своими светлыми и тeплыми ладонями. "Господи, мог бы сказать каждый из них. - Господи, - мог сказать каждый. - Господи!"

- рассказывал Кока Фениксъ

декабрьскими календами 2742 года

от основания города.

ПРИМЕЧАНИЯ *Gaudeamus - студенческая застольная. *O pai - (греч.) - о дитя. *Misopaides (греч.) - мальчиконенавистник *Carpe diem (лат.) - лови миг; хватай момент *Vir bonus (лат.) - достойный муж *Tu ne ... Leuconoe (лат.) - начало стихотворения Горация "К Левконое" *Circulem et panem /лат./ - хлеба и зрелищ.