Пепел победы - [216]

С этими словами она повернулась и покинула кабинет.

Глава 46

— Они отказались, не так ли? — устало спросил Вильям Александер, когда Елизавета Третья вошла в комнату.

Ее взгляд был красноречивее всяких слов, и он пожал поникшими плечами.

— Мы ведь знали, что они откажутся, ваше величество. При том, как они видят ситуацию, у них нет выбора.

— Почему?

Александер обернулся на голос. Согласно протоколу Хонор не должна была находиться здесь. Пусть и герцогиня, она никогда не входила в правительство Кромарти и не имела официальной роли в формировании правительства его преемника. Но Елизавета, а также Бенджамин Мэйхью, не хуже любого мантикорцы сознававший важность момента, попросили ее присутствовать на совещании. Протектору Грейсона было проще: он мог назначить канцлера по своему усмотрению, даже не консультируясь с Ключами, но Елизавета, увы, такой властью не обладала. По закону требовалось, чтобы кандидатуру премьера поддержало большинство в палате лордов. Эту привилегию оговорили еще первые колонисты, стремившиеся закрепить за своими потомками право на участие в управлении Королевством, и в отличие от многих других древних привилегий она не утратила своей силы. В истории имели место случаи, когда монарх Мантикоры был вынужден принять навязанного ему премьера. Правда, ничего хорошего из этого обычно не получалось. Поскольку Корона имела непосредственное отношение к управлению державой, конфронтация между монархом и правительством грозила обернуться бедой. В большинстве случаев Винтоны проявляли терпимость, понимая, что кабинеты меняются, а династия остается, однако иногда компромисс становился невозможным, что приводило к практическому параличу управления. Именно этого на сегодняшний день допустить было нельзя.

— Почему у них нет выбора? — повторила свой вопрос Хонор. — Если с самого начала подразумевается, что это лишь временная договоренность, рассчитанная на период до конца войны, то почему бы им не проявить чуточку терпения?

Елизавета резко рассмеялась, и Хонор оглянулась на нее с удивлением.

— Простите, Хонор, — сказала королева, — я смеялась не над вами. Просто ожидать, что эти идиоты уступят по принципиальному вопросу, это… все равно что вообразить, будто древесный кот откажется от сельдерея.

— Я бы выразился иначе, — подал голос Александер, но замолчал, тщательно подбирая слова для продолжения.

Он не обладал эмфатическими способностями Хонор, но знал королеву очень близко и не хотел бередить ее душевные раны, опасаясь нервного срыва.

— И как бы вы выразились? — спросила Елизавета.

— В их понимании им представился уникальный шанс перехватить власть у лоялистов и центристов и использовать его, чтобы компенсировать потерю популярности.

Хонор подняла брови, и он вздохнул.

— Оппозиция раз за разом наступала на грабли и с размаху получала в лоб. За противодействие строительству флота и расширению Альянса. За отказ голосовать за формальное объявление войны после событий на Ханкоке. За предательство по отношению к вам, ваша светлость. За реакцию на переход МакКвин в наступление.

Он горько усмехнулся.

— Я их почти жалел, когда готовилось наступление Хэмиша, потому что знал, что они опять сами себя режут. Они ведь драли глотки, критикуя наш военно-политический курс как раз тогда, когда мы уже готовились нажать спусковой крючок. Понимаете, по целому ряду серьезных вопросов оппозиция, как показала жизнь, придерживалась ошибочного мнения. Или такого, какое впоследствии признавали ошибочным избиратели. Но я сомневаюсь, что такие люди, как Высокий Хребет или Новый Киев, готовы хотя бы сейчас согласиться с тем, что некогда ошибались.

— А на практике для них ситуация видится следующим образом, — продолжил он пояснения. — Все это время мы, центристы, пожинали плоды своей правоты, тогда как они выставляли себя перед народом полнейшими болванами. В палате общин у нас большинство в двадцать процентов, и случись выборы завтра, мы удвоили бы это преимущество. Вот что до смерти пугает оппозицию и даже некоторых колеблющихся пэров, ранее поддерживавших Аллена.

— Прошу прощения? — Хонор склонила голову набок.

Вильям криво усмехнулся.

— Подумайте вот о чем, ваша светлость. Центристы и лоялисты, несмотря на оголтелую критику слева и справа, несмотря на попытки обструкции и саботажа, практически довели войну до победного конца. Но победа, одержанная центристским правительством, означает полный крах оппозиции. Как только Хэмиш начал операцию «Лютик», их бросило в дрожь, ибо они поняли: после капитуляции Народной Республики Аллен назначит выборы, на которых у них не будет ни единого шанса. А поддержка Короны, опора на палату общин и слава победоносного премьера позволит Аллен разгромить оппозицию и в палате лордов. Либералы боялись, что их проекты социальных реформ окончательно похоронят, а консерваторы и прогрессисты — того, что Елизавета и Аллен на гребне популярности сумеют осуществить давнюю мечту Винтонов и отнять у палаты лордов монополию на внесение финансовых законопроектов. Поэтому при всех своих разногласиях они не видят другого выхода, кроме союза… цель которого — попытаться присвоить победу себе. Ведь война будет завершена, когда они придут к власти. Ну а тогда можно назначить выборы, получить приемлемое большинство и несколько лет водить избирателей за нос. Прежде чем они окончательно перегрызутся.