Пепел державы - [25]
— Именем государя велено тебе, боярин, добровольно отдать нам утварь и корм, ибо уличен ты в неправдах и измене.
— Измене? — вскипел Александр и выхватил из-за пояса кинжал. Федор удержал его за руку и, взглянув грозно, велел ему молчать. Молчал и Никита Романович. Он глядел в седобородое, грубо отесанное лицо старшого, вспоминая его. В Кремле ему часто доводилось видеть этого мужика, говорили, что он старый вояка и за особые заслуги был записан в чин головы стрелецкого полка, расположенного в Москве. Сомневаться в том, что эти люди пришли по приказу Иоанна, не стоило.
— Дозволь мирно исполнить государев приказ, — продолжал седобородый. — Не хочется лишнюю кровь проливать.
— Пса почто убили? — с болью выплеснул Александр, выступив из-за спины отца. Буян, оплывая кровью, все еще скулил у ног стрельцов. Наконец, один из них, приставив к голове несчастного пса дуло пищали, выстрелил. Окутанный пороховым дымом, Буян забился в короткой судороге, вытянулся и тут же затих.
— В последний раз тебе говорю, отступи! — грозно завил седобородый, глядя прямо в очи Никите Романовичу.
— Как звать тебя? — не отводя глаз, вопросил боярин.
— Никифор Чугун — так меня величают! — задирая бороду, отвечал голова. — Ежели захочешь меня найти опосле, спроси у любого стрельца, все меня знают! Но я не враг тебе, боярин. Служба есть служба.
— Уведи баб и младших в дальнюю горницу, сторожите их! — молвил Никита Романович сыну Федору. Тот было воспротивился, но отец приказал: — Оба! Живо!
Нехотя сыновья ушли в дом. Никита Романович тяжело спустился по крыльцу и, не сводя взора с Никифора, подошел к нему и молвил в самое лицо:
— Ежели кого из холопов моих или дворовых тронете, а уж тем паче кого-нибудь из моих детей, я тебя лично убью. И всех вас, кого смогу, заберу с собою. Ясно тебе, ты?
Никифор не дрогнул под тяжелым и пристальным взглядом боярина, все так же смотрел в его темнеющие от гнева глаза, но молчал. Никита Романович обвел беглым взором толпу стрельцов и, стиснув зубы, молвил:
— Исполняйте государев приказ.
Тут же мимо него торопливо пронеслась в дом эта толпа, бряцая оружием и гремя сапогами. Никита Романович старался не глядеть назад, не слушать глухой грохот и крики, наполнившие его дом, не видеть, как на двор выносят, сгребая в одну кучу, сундуки с различной рухлядью, копившейся годами и унаследованной от предков, дорогую посуду, блюда, кубки, ткани, украшенное камнями оружие. Из конюшни уводили породистых боярских скакунов, сытых и ухоженных. Словно в забытьи, Никита Романович опустился на колени перед окровавленным трупом Буяна, погладил жесткую серую шерсть на загривке.
Тем временем стрельцы обносили дом, гоготали, хохмили, непристойно шутили про дворовых девок и дочерей боярских, взрывались хохотом, но замолкали, когда встречались с гневными взглядами Федора, Александра и Льва, стоявших у запертой горницы, откуда слышался детский рев. Это плакал взахлеб Ванята, испуганный услышанными во дворе выстрелами и визгом пса.
— Буян! Буян где? — кричал малыш, давясь слезами, а Евдокия прижимала его к груди, утешала и говорила, что пес испугался и убежал. Плакали испуганные дочери, притаившиеся в углу. Уродуя губы, силился не плакать Михаил.
— Стой здесь! Я сейчас! — чуть погодя, сказал брату Федор. Александр схватил его за руку:
— Куда? Куда пошел?
— Оставь! Сказано тебе, тут стой! — осатанев, крикнул на младшего брата Федор и, выдернув руку из его цепких пальцев, устремился вниз по лестнице во двор, задев плечом одного крупного стрельца. Тот, развернувшись, что-то крикнул Федору вслед, но он не слушал, уже выбежал во двор и окликнул отца, сидевшего над трупом убитой собаки.
— Молчи! — строго осадил сына Никита Романович, полуобернувшись к нему.
— Они же все подчистую выносят! Хуже татарвы!
— Пусть выносят. Мне мои дети дороже любой рухляди.
— Но как же? А отомстить? Неужто оставим этот удар без ответа?
Никита Романович медленно поднялся и взглянул в лицо старшего сына. Федор стоял красный от гнева, с крепко стиснутыми зубами, на глазах его выступали злые слезы.
— Почто мы стоим и глядим, как они нас унижают? Как же это так, отец? — дрогнувшим голосом вопросил Федор. Никита Романович привлек сына к себе, крепко обнял его, и Федор разрыдался, уткнувшись ему в плечо.
— Как они смеют! Псы! Как они смеют тебя унижать! — давясь рыданиями, вопрошал Федор, а Никита Романович гладил его по длинным волосам, стараясь не думать о том, что говорит сын, и что происходит сейчас в его оскверненном родовом тереме. Но одна мысль уже крепко засела в его голове, да так, что он ее до последнего дня не забудет — стало быть, Афанасий Нагой доложил государю о его приходе, о серебре и Протасии. Он мельком поглядел на трех стрельцов, что были оставлены для стражи двора, — те опускали глаза, отворачивали лица.
— Не кручинься, сын. Разве же я дам нам пропасть? Ни в жизнь! Ты что, — утешал сына боярин. — Выстоим! И со всеми ими поквитаемся еще! Ох, поквитаемся!
Говоря об этом, он думал не о потере имущества и убытках, а о том, что теперь наверняка Протасия уже невозможно спасти. А что, если Иоанн поступил так после того, как Никита Романович вступился за царевича Ивана, мол, дабы не смел больше соваться в их семейные дела?
Первая половина XVI века. В Москве подрастает сын великого князя Василия III – Иоанн. Но с кого будущему правителю брать пример? Москва, считающая себя Третьим Римом, больше похожа на Вавилон, где предательство, убийство и прелюбодеяние не в новинку. Боярство уподобилось зверям, грызущимся меж собою, но что поделать, если на зверей опирается государев трон. Ещё в малолетстве Иоанн слышал от няньки: «Чтобы тебя боялись, Ванюша, нужно быть сильным», и он понял: великая сила нужна, чтобы переменить устоявшийся порядок, когда «на боярах держится вся власть».
Последние годы правления Иоанна Грозного. Русское царство, находясь в окружении врагов, стоит на пороге гибели. Поляки и шведы захватывают один город за другим, и государь пытается любой ценой завершить затянувшуюся Ливонскую войну. За этим он и призвал к себе папского посла Поссевино, дабы тот примирил Иоанна с врагами. Но у легата своя миссия — обратить Россию в католичество. Как защитить свою землю и веру от нападок недругов, когда силы и сама жизнь уже на исходе? А тем временем по уральским рекам плывет в сибирскую землю казацкий отряд под командованием Ермака, чтобы, еще не ведая того, принести государю его последнюю победу и остаться навечно в народной памяти. Эта книга является продолжением романа «Пепел державы», ранее опубликованного в этой же серии, и завершает повествование об эпохе Иоанна Грозного.
В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .
Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.
Конец IX века. Эпоха славных походов викингов. С юности готовился к ним варяжский вождь Олег. И наконец, его мечта сбылась: вместе со знаменитым ярлом Гастингом он совершает нападения на Францию, Испанию и Италию, штурмует Париж и Севилью. Суда норманнов берут курс даже на Вечный город — Рим!..Через многие битвы и сражения проходит Олег, пока не поднимается на новгородский, а затем и киевский престол, чтобы объединить разноплеменную Русь в единое государство.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.