Пенумбра. Шесть готических рассказов. - [17]

— Необычный сон… — задумчиво протянул я. — Я заснул в лесу около пяти часов, на той красивой поляне, с источником — в смысле с озером. Ты знаешь, где это место?

— Я не знаю, сэр.

Я попытался описать место как можно подробнее, дважды, но Девид всё равно отрицательно качал головой.

— Вы сказали, вырезанные на камне рисунки? Да, сэр? Я никогда ничего подобного не видел. Если вы имеете в виду новое водохранилище то…

— Нет, нет, нет! Эта поляна многим выше по течению. Может ли такое быть, что люди всё ещё живут между этим местом и Канадой?

— До Сейнт Крокс ничего нет. — По крайней мере, я ничего об этом не знаю.

— Да, конечно, — согласился я. — Когда я подумал, что видел лицо азиата — эта была лишь усталость и игра моего собственного разума. Я был всего лишь перевозбуждён историей, которую ты мне рассказал. Конечно же, никого ты не видел, Девид.

— Наверно нет, сэр, — сказал неуверенно Девид.

Я отправил его спать, распорядившись, что собаки будут ночевать со мной весь остаток ночи. И когда он оставил меня, я налили себе изрядную порцию эля, порция, как бы обозначил её Пирпонт «дабы раскрепостить душу» и зажег папиросу. Затем я подумал и о Баррисе и Пирпонте, и о том, как они проводят эту холодную ночь, поскольку я был точно уверен, что они не станут разжигать огонь, чтобы не привлекать внимания, и не смотря на жар, который исходил от огня, я содрогнулся.

Я расскажу Баррису и Пирпонту эту историю и отведу их к источнику, туда, где камень с резьбой… — подумал я. Какая прекрасная мечта… Изольда… Как жаль, что это был лишь сон…

Затем я встал и подошел к зеркалу и посмотрел на бледное родимое пятно над бровью.

Часть пятая

На следующий день я проснулся около восьми часов, и, сонно прищурившись, флегматично хлебал горячий, терпкий кофе, заботливо приготовленный для меня Хоулеттом. Внезапно Гамин и Миоче начали носиться по комнате и заливаться лаем; и через несколько мгновений я услышал на веранде тяжелые шаги и прерывистое дыхание Барриса.

— Утро доброе, Рой, — сказал Пирпонт, протискиваясь в слишком узкую для него дверь гостиной. — Так! — Пирпонт размял костяшки рук. — Хоулетт! Сегодня я хочу завтрак с восточным акцентом! Эй?! Хоулетт?! А почему ты не сделал кофе для меня? Слышишь? Я хочу сочную отбивную и омлет! Пёсик, милый пёсик, смотри, как он виляет хвостом — он рад моему возвращению!

— Пирпонт. — сказал я. — Это так интересно — слушать тебя и твою болтовню, но всё же — доброе утро. Где Баррис? Видок у тебя, мягко говоря, не очень. Ты что, в озере искупался?

Пирпонт сел на стул и не без усилий и сдавленной брани снял влажные, прилившие к телу носки.

— Баррис за каким-то чёртом звонил в Кардинал Спрингс. Он что, правда не понимает, что привлекает слишком много внимания к себе, да и к нам! Гамин, отвали, тупая псина! Хоулетт?! Ты оглох? Три яйца всмятку и побольше тостов. Так, о чём это я… А, точно, Баррис. Он уже просто помешался на этих златогонах, только про них и судачит, ты понимаешь, часами… Нет, поначалу это было даже забавно, но слушать это в который раз я предоставлю тебе, Рой — для меня это уже за гранью добра и зла.

— Билли, ты начинаешь меня удивлять. Оказывается, ты можешь строить такие длинные фразы и даже верно произносить их? — сказал я с восхищенной иронией. — Неужели ты хочешь сказать, что ещё и сам заряжаешь своё ружье и, боги, — сам стреляешь из него?! Это ты так, чего доброго, и готовить сам начнёшь.

Появившийся из-за двери Баррис подавился от смеха.

— О, привет, — поздоровался я.

Баррис был по уши в грязи.

— Господа, я ни на что не намекаю, но как бы так по мягче… вам бы переодеться. От псины и то лучше пахнет, чем от вас!

— Да уж, пожалуй, — согласился Баррис, подошел к огню и бросил что-то в горящее пламя. Нечто начало извиваться, подобно змее, корчась в предсмертной агонии.

— Я нашел «это» в лесу, не далеко от озера. Рой, видел когда-нибудь такое?

К своему удивлению, и не меньшему отвращению, я уже рассмотрел то существо, что принёс с собой Баррис. Это был брат близнец того странного, паукообразного, юркого создания, что показывал мне Годфри, когда я был в «Тиффани».

— Тяжело не узнать характерный «амбре» — сказал я.

К горлу медленно подкралась тошнота.

— Баррис, чёрт бы тебя побрал! Какого чёрта ты это вообще сюда приволок… Хоулетт! Я есть не буду! Перебили аппетит…

— Это всё здорово, но всё же — это что вообще такое? — спросил Баррис, снимая с плеча бинокль на кожаном ремешке и свою кобуру с револьвером.

— После завтрака я расскажу тебе всё, что знаю, — пообещал я. — Чёрт, дохлое оно воняет ещё хуже… Хоулетт!

— Да, сэр.

— Возьми метлу, совок, и прибери вот это — я показал на обуглившиеся останки в камине. — Делай с этим что хочешь, но сделай так, чтобы я эту мерзость больше не видел. На дорогу выкинь, утопи — только убери с глаз моих!

Пирпонт улыбнулся.

— Что смешного, Билли? — зло спросил я.

Хоулетт вытащил кочергой обугленные останки и, подметя их, удалился. Тем временем Баррис и Припонт уже переоделись и сушили свои промокшие вещи в другой комнате. Девид вышел во двор — собак требовалось выгулять с утра. Закончив с вещами, Баррис вновь занял своё место, сев во главе стола.