Пендервики весной - [6]

– Лиловый, – отозвалась Лидия.

– Нет, лиловый – это гиацинт, а нарцисс – жёлтый.

– Лидия любит лиловый. Цина тоже.

Мнение Цины, одной из подружек Лидии в детском саду, всегда приводилось как неоспоримое. Ладно, подумала Бетти, лиловый так лиловый.

Сверху послышалось знакомое многоголосие. Бетти отклонилась назад посмотреть – да, прямо над ними пролетал клин канадских гусей. Может, они летят откуда-то с юга. А может, это те гуси, которые круглый год живут в Массачусетсе, – когда в одном месте еда заканчивается, они перелетают в другое. Бетти всегда так радовалась их глубоким, как гудки, крикам. И Пёс тоже. Они вдвоём мчали через двор, стараясь не отставать от больших птиц, которые неслись в вышине вместе с ветром, а после, когда птиц было уже не видно, Бетти изображала их крики: «ахау-у-у… хау-у-у…», а Пёс лизал ей лицо…

– Голди положила Фрэнка в коробку, – сказала Лидия.

Бетти вернулась в настоящее.

– М-м?

– Голди положила Фрэнка в коробку.

Голди – хозяйка детского сада, куда ходит Лидия, с ней понятно. Но кто такой Фрэнк и зачем Голди положила его в коробку? Странно.

Бетти давно усвоила, что задавать Лидии прямые вопросы – дело неблагодарное, ответа всё равно не добьёшься. Лучше идти в обход, тогда есть шанс к чему-то прийти.

– Какая была коробка? – спросила она.

Лидия хорошо подумала.

– Голубая.

– Ему понравилось в ней лежать?

Это оказался неправильный вопрос. Нижняя губа Лидии задрожала, и Бетти – уже не в первый раз – подумала, что лучше бы Лидия совсем не разговаривала, помолчала бы лет до пяти-шести, пока не научится говорить осмысленно. Ну вот, теперь она плачет.

– Прости, – беспомощно сказала Бетти. – Я не знаю, кто такой Фрэнк.

– Он умер, а Голди положила его в коробку, а Лидии не дали его поцеловать.

Во всяком случае есть надежда, что Фрэнк – это не кто-то из детсадовских детей. Бетти стала припоминать клички всех животных из детского сада: мадагаскарский шипящий таракан Леон, и хомяк Сардель, и – ох, ну вот же!.. – морская свинка Фрэнсис, он же Фрэнк. Да, всё правильно, Лидия говорила, что она очень любит Фрэнка. Особенно по сравнению с Леоном.

– Я понимаю, как тебе сейчас грустно, но всё равно морских свинок не надо целовать, даже когда они живые. – Бетти усадила рыдающую Лидию к себе на колени. – Лучше давай я тебе спою.

Никто из Пендервиков, кроме Бетти, пением не увлекался. Не то чтобы остальные Пендервики не желали петь – как раз желали; только они не очень хорошо попадали в ноты, и из-за этого их пение, – как сказал однажды мистер Пендервик, после того как они хором пели кому-то поздравительную песенку на день рождения, – напоминало блеяние унылых овец.

Зато Бетти не только попадала в ноты, её пение вообще не походило на блеяние овцы, даже неунылой, – поэтому Бетти часто пела Лидии. И им обеим это нравилось. Сегодня она начала с одной из самых любимых Лидииных песен, «Качаться на звезде»[3] – там много лунного света и смешной ушастый мул, – и рыдания скоро пошли на убыль. Но Бетти забыла, что в следующем куплете вместо мула появляется свинка – и конечно же, Лидия вспомнила своего Фрэнка, который тоже был свинка, хотя и морская, и зарыдала пуще прежнего. Бетти сразу переключилась на другую Лидиину любимую – «Арам-зам-зам»[4]. Но рыдания Лидии уже зажили своей собственной жизнью, и даже забавные гули-гули-гули, когда надо очень быстро крутить перед собой руками, не помогли.

Словом, когда спустя несколько минут к дому Пендервиков свернул старенький Ван Аллен, это было как нельзя кстати.

– Лидия, смотри, мама приехала! – сказала Бетти. – Наконец-то, правда?

Лидия и сама так думала – она очень надеялась, что мама поможет ей оплакивать Фрэнка, и скорбно тянула руки ей навстречу.

– Кризис? – спросила Ианта у Бетти. – Требуется помощь?

– Вообще-то да. Очень!

Ианта была спокойная мама и не очень верила в ахи и охи. Она с улыбкой подошла к девочкам, обняла Бетти, подхватила Лидию на руки – каким-то образом ей удалось сделать то и другое одновременно. Пока Лидия всхлипывала в одно Иантино ухо про коробки и поцелуи, Бетти, в другое, пыталась более или менее последовательно изложить историю умершей морской свинки. Ианта умела слушать разных людей, даже если они говорили все одновременно, и не упустить главное – это был один из её многочисленных талантов. Сама она объясняла это тем, что она учёный, притом астрофизик, и ей постоянно приходится выслушивать противоположные точки зрения. Но Бетти не была уверена, что в этом всё дело. Скай тоже собиралась стать астрофизиком, но она и одного-то человека не всегда слышит. Может, конечно, она научится этому в следующем году, когда поступит в университет.

– Я рада, что она не поцеловала Фрэнка, – сказала Ианта, дослушав рассказ Бетти до конца. – Иначе мне пришлось бы садиться и писать Голди записку о микробах – а это не самое моё любимое вечернее занятие… А у тебя как прошёл день, Бетти?

– Хорошо. – Не считая того, что она нашла старую кость Пса. Но об этом Бетти не собиралась никому рассказывать.

Тут всхлипы сделались в два раза громче: оказывается, Лидия сквозь слёзы услышала вместо «вечернее» – «черви», а Джорди, её друг в детском саду, сказал сегодня, что черви едят мёртвых морских свинок. В конце концов Ианта понесла Лидию на кухню – утешить каким-нибудь лакомством.