Пендервики весной - [50]

Когда все куплеты «Кролика Фу-Фу» – а их было премного – кончились, Джеффри опять потянулся к заднему сиденью. На этот раз в руке у него оказался музыкальный альбом – «Целуй меня, Кейт»[76].

– Вот тебе Коул Портер – это чтобы твой музыкальный вкус развивался и утончался. И обязательно слушай «Значит, люблю»[77], потому что это одна из величайших во всём двадцатом столетии песен о любви… Что? А теперь почему ты на меня так смотришь?

– Ну потому что – сам знаешь. Все эти песни о любви.

– Это ты меня ругаешь за Скай, да?

– Ругаю, ага. Но всё равно спасибо за подарок. Ты балуешь нас с Лидией. – Она обняла альбом. – Мне надо рассказать тебе что-то важное.

– Что-то о любви? Скай нашла себе парня, и он – не я?

– Если она даже не хочет, чтобы ты был её парнем, зачем ей нужен тот, который не ты?

– Беттик, что бы я без тебя делал?

– Ужасно бы по мне скучал. Нет, то важное, что я должна тебе рассказать, – это обо мне, и это совсем другое, и на него понадобится сколько-то времени и чтобы нам никто не мешал. А ещё, Джеффри, я теперь знаю, кто ты! Ты мой mentore!

– О, мне нравится. Как ты додумалась?

– Это часть того, о чём я хочу тебе рассказать.

– Тогда давай завтра где-нибудь позавтракаем – вдвоём, только ты и я? У Сильвестра, например?

– Да! – Ещё бы не да, у Сильвестра пекут отличные блинчики, почти как папины.

– Вот и хорошо. – Он прищурился в маленькое зеркало над приборной панелью и попытался пригладить вихры. – Ну, мне, кажется, пора в бой. Дашь мне какой-нибудь совет?

– Musica anima mea est.

– Это да. Что-нибудь ещё?

Бетти помотала головой. Что может быть ещё?

– У них там баскетбольная игра в разгаре.

– Ничего, я умею играть в баскетбол.

Правда. Ник и его научил.

– Только держись подальше от Оливера…

– Кто такой? Случайно не новый парень Скай?

– Послушай меня. Оливер – это такой зануда, но считается, что он ужасно привлекательный, потому что у него ску-улы… Ему нравится Розалинда, и он читает всем лекции про кино. Так что держись от него подальше и, Джеффри, постарайся не говорить Скай о любви. Ты же знаешь, какая она, когда не хочет о чём-то разговаривать.

– Да уж, знаю. – Он в последний раз попытался прилизать волосы, но, поморщившись, бросил. – Кажется, я готов. А вам с Лидией придётся топать пешком – у меня нет для неё детского сиденья. – Значит, Бетти, утром мы едем завтракать, это будет наше с тобой свидание, да?

Бетти кивнула, она была слишком счастлива и взволнована, чтобы говорить, и ещё надо было следить за феей, которая рвалась петь. Когда Джеффри уехал, Бетти быстро отвела Лидию с её новым кроликом домой – спать, а сама закрылась у себя в комнате, чтобы думать о том, что она расскажет завтра утром Джеффри и что она ему споёт. Она прослушала от начала до конца весь мюзикл «Целуй меня, Кейт» и пришла к выводу, что «Значит, люблю» – это и правда прекрасно, но ей, пожалуй, больше нравятся смешные песенки. И к тому времени, когда пора было идти выгуливать Герцогиню и Кориандра, она уже выучила наизусть «Освежите вашего Шекспира»[78].

Глава четырнадцатая Натюрморт и павлинье перо

Когда Бетти вернулась после прогулки с собаками, по всему дому бродили тинейджеры – частично оставшиеся от баскетбольного матча, а частично прибывшие отмечать день рождения, хотя были и такие, которые сразу пришли и туда и сюда. Но нашествие тинейджеров в кои-то веки не огорчало Бетти – она слишком радовалась только что увиденному: глянцевый автомобиль Оливера уже не стоял на подъездной дорожке. Надеясь, что он уехал навсегда, Бетти вбежала в дом и свернула на кухню, где полным ходом шла подготовка к праздничному ужину. Мистер Пендервик резал овощи для кесадильи, Розалинда доставала из духовки бисквит, Джеффри тёр сыр, Ианта подогревала маленькие кесадильи – обычные сырные, без всяких дополнительных начинок, – потому что праздник праздником, а Лидию уже пора было кормить. Правда, не все на кухне трудились: Лидия, например, просто восседала на высоком стуле, в короне и в нагруднике с овечкой, а сбоку из её стула торчал мягкий розовый кролик; Джейн сидела по-турецки посреди пола, и все на неё натыкались; Бен разгуливал туда-сюда, демонстрируя всем и каждому свою новую футболку «Селтикс»; Азимов ждал у ног Джеффри в надежде, что часть сыра просыплется мимо тёрки.

Бетти незаметно подошла к Бену и спросила шёпотом:

– Где Оливер?

– Уехал, – ответил Бен, тоже шёпотом.

– Насовсем?

Бен мотнул головой.

– Вряд ли.

Жалко. Но зато Розалинда здесь, сама по себе хотя бы ненадолго, – вот она, ровно такая, как всегда. Бетти прильнула к старшей сестре и немедленно простила её за всё.

– Может, у нас получится до твоего отъезда поговорить? Вдвоём, чтобы никого больше не было.

– Малыш, я тоже очень хочу с тобой поговорить, – сказала Розалинда. – Давай завтра. Эй, ты чего?

– Ничего, – сказала Бетти, у которой поющая фея только что чуть не вырвалась на волю. Бетти выхватила щепоть сыра из-под тёрки и закинула в рот, очень надеясь, что фея не любит сыр. – Просто торт так вкусно пахнет.

Деньрожденные торты у Пендервиков всегда были восхитительные и всегда домашнего приготовления – никаких полуфабрикатов. Торт из какой-нибудь «смеси для тортов» или, хуже того, магазинский показался бы любому из младших Пендервиков катастрофой, началом конца света. Рецепт был у каждого свой собственный, торжественно выбранный перед пятым днём рождения, – поскольку именно в пять лет, как объявила когда-то первая миссис Пендервик, у человека наступает сознательный возраст – по крайней мере в том, что касается тортов. Розалинда выбрала для себя светлый бисквит с клубникой и клубничным кремом, Скай – шоколадный бисквит, малину и малиновый крем, Джейн – лимонные коржи с лимонной прослойкой и шоколадной присыпкой. Эти три рецепта были аккуратно записаны почерком их мамы, Беттин рецепт – торт с пряностями и сливочным сыром – округлым тринадцатилетним почерком Розалинды, а рецепт торта для Бена – двойной шоколад с ванильным кремом – записала Ианта. У Лидии пока что не было своего торта: она ещё не достигла сознательного возраста.