Пенаты - [21]

Шрифт
Интервал

Некоторое время мы мирно болтали, потом развеселились, кидали камушки в воду: кто дальше, кто больше «блинчиков» напечет, — на Черном море, в Тавриде, было бы проще, у Финского залива так мало камешков, среди них вовсе не попадаются плоские и округлые разом, в большинстве своем видишь под ногами обломки тростника да створки жемчужниц или их родственниц, покинутые обиталища улиток. Далее стали мы прыгать через костер; устав, заговорили о литературе; и что же? мои высказывания показались нашему прозаику легкомысленными и оскорбительными, о чем он мне сообщил в весьма резкой и неприятной форме.

Должен Вам признаться, самолюбие и чувство собственного достоинства у меня обостренные, словно мне все еще тринадцать либо шестнадцать лет. Я не терплю даже фамильярностей, не говоря уже о резкостях, грубостях и т. п.: живи я сто лет назад, я, видимо, прослыл бы бретером, дрался бы на дуэли частенько, защищая свою честь. То ли эликсир сатаны и впрямь действовал неотразимо, то ли свойства мои взыграли — не успев и поразмыслить, я залепил прозаику Т., к ужасу двух присутствующих дам (молоденькой очаровательной Лары и почтенной Адельгейды), пощечину. Тот, не долго думая, ответил мне мужицким ударом кулаком в скулу. Дальше — больше; мы подрались самым непристойным образом, порвали друг другу одежду, катались по песку, наподобие школьников или взбеленившихся и опившихся валерьянкою котов. Я разбил прозаику очки, он, стукнув меня по носу, пустил мне юшку; последнее ли обстоятельство нас отрезвило, или обязаны мы Адельгейде, вылившей на нас ведро воды, зачерпнутой в Маркизовой Луже, не знаю.

Последовали извинения, излияния, примочки, перекись водорода, медные монеты на синяки и шишки. По счастью, у прозаика имелась с собою запасная пара очков, и у обоих нас не последние рубашки были надеты; к тому же Адельгейда взялась их зашить и пришить к ним пуговицы.

Прозаик поклялся никогда кофием по-гречески впредь не баловаться; однако заметил, что не худо бы ему и водочку заменить минеральной водичкою: «Некогда, — сказал он нехотя, — в юности страдал я подобием эпилептических припадков; лечил меня замечательный врач, в том числе и холодом лечил, я закалился тогда и до сих пор хожу зимой в осеннем пальто. Но иногда, как выпью, чувствую состояния, близкие ауре, приступы ярости на меня накатывают, я себя не контролирую и потом плохо помню происшедшее».

Я, со своей стороны, поведал о своем патологическом самолюбии. На том и разошлись.

Так что напрасно Вы сожалеете, что не живем мы с Вами в прошлом веке; я не выпускал бы из рук «стволов Лепажа роковых» и вполне мог бы стать убийцею не единожды, впрочем, убийство на дуэли тогда почему-то таковым не считалось, как теперь не считается убийством происходящее на войне; но закон человеческий может считать что угодно, а по Божескому всё — убийство, и совесть больная, равно как и не вполне здоровая психика дуэлянтов и воевавших, тому порукой.

Стало быть, не жалейте, что мы с Вами не беседуем и не вальсируем при свечах, а всего-навсего пьем чай под абажуром.

У прелестной барышни Лары, недавно прошедшей мимо босиком в лиловом платье с распушенными волосами, по-моему, с молодым дачником (то ли журналистом, то ли геологом) натуральный роман.

Я давно не получал Ваших писем и соскучился без них. Не забывайте поэта, глядящего на Лужу в мечтах об Океане; нет ничего скучней и несправедливей забвения.

Ваш Б.

Милая Веточка!

Ты отдыхаешь на черноморском побережье от всей души и, верно, совсем забыла свою подружку. Может, ты разлюбила писать письма? Или вы переехали и забрались в какой-нибудь дикий уголок, где нет ни почты, ни конвертов, а только хижины абреков? да фиалки в южном дворике старой гречанки (помнишь ту гадалку?), какая-нибудь река с труднопроизносимым названием Бзыбь либо Лиахва, пальмы и волны морские в любую погоду? Николай Федорович говорит, в юности не бывает плохой погоды, как в старости не бывает хорошей.

Представь себе, мне опять довелось попробовать кофе по-гречески! Конечно, я вспомнила про Н., всю ту историю, и рассказала ее всем присутствующим. Самое смешное, что у каждого было в запасе свое повествование о сатанинском кофейке: в двух случаях отведывавшие его погибали — считай, я легко отделалась!

Вместо того чтобы романтически погибнуть, два литератора, напившись чертова напитка, подрались, как последняя шпана; я терпеть не могу драк, по-моему, дерутся только уголовники, ненормальные и хамы.

Мой пляжный флирт в разгаре и чуть не перешел в опасную стадию. После кофепития мы с ним пошли прогуляться по заливу в сторону заброшенной хижины, точнее, полузаброшенной, туда иногда наведывается Николай Федорович, очевидно, ища уединения, хотя в хижине есть нечто мрачное, верно, и с ней связана неведомая мне история не из самых веселых. За хижиной у ручья мы обнялись и стали целоваться, потом сели на песок. Я не знаю, люблю ли его настоящей любовью, но влюблена я в него отчаянно, в нем столько обаяния, он крайне обаятельное существо, меня очаровывает вкус его рта, все во мне затуманивается, и я понимаю теперь слово «истома».


Еще от автора Наталья Всеволодовна Галкина
Голос из хора: Стихи, поэмы

Особенность и своеобразие поэзии ленинградки Натальи Галкиной — тяготение к философско-фантастическим сюжетам, нередким в современной прозе, но не совсем обычным в поэзии. Ей удаются эти сюжеты, в них затрагиваются существенные вопросы бытия и передается ощущение загадочности жизни, бесконечной перевоплощаемости ее вечных основ. Интересна языковая ткань ее поэзии, широко вобравшей современную разговорную речь, высокую книжность и фольклорную стихию. © Издательство «Советский писатель», 1989 г.


Ошибки рыб

Наталья Галкина, автор одиннадцати поэтических и четырех прозаических сборников, в своеобразном творчестве которой реальность и фантасмагория образуют единый мир, давно снискала любовь широкого круга читателей. В состав книги входят: «Ошибки рыб» — «Повествование в историях», маленький роман «Пишите письма» и новые рассказы. © Галкина Н., текст, 2008 © Ковенчук Г., обложка, 2008 © Раппопорт А., фото, 2008.


Покровитель птиц

Роман «Покровитель птиц» петербурженки Натальи Галкиной (автора шести прозаических и четырнадцати поэтических книг) — своеобразное жизнеописание композитора Бориса Клюзнера. В романе об удивительной его музыке и о нем самом говорят Вениамин Баснер, Владимир Британишский, Валерий Гаврилин, Геннадий Гор, Даниил Гранин, Софья Губайдулина, Георгий Краснов-Лапин, Сергей Слонимский, Борис Тищенко, Константин Учитель, Джабраил Хаупа, Елена Чегурова, Нина Чечулина. В тексте переплетаются нити документальной прозы, фэнтези, магического реализма; на улицах Петербурга встречаются вымышленные персонажи и известные люди; струят воды свои Волга детства героя, Фонтанка с каналом Грибоедова дней юности, стиксы военных лет (через которые наводил переправы и мосты строительный клюзнеровский штрафбат), ручьи Комарова, скрытые реки.


Вилла Рено

История петербургских интеллигентов, выехавших накануне Октябрьского переворота на дачи в Келломяки — нынешнее Комарово — и отсеченных от России неожиданно возникшей границей. Все, что им остается, — это сохранять в своей маленькой колонии заповедник русской жизни, смытой в небытие большевистским потопом. Вилла Рено, где обитают «вечные дачники», — это русский Ноев ковчег, плывущий вне времени и пространства, из одной эпохи в другую. Опубликованный в 2003 году в журнале «Нева» роман «Вилла Рено» стал финалистом премии «Русский Букер».


Вечеринка: Книга стихов

В состав двенадцатого поэтического сборника петербургского автора Натальи Галкиной входят новые стихи, поэма «Дом», переводы и своеобразное «избранное» из одиннадцати книг («Горожанка», «Зал ожидания», «Оккервиль», «Голос из хора», «Милый и дорогая», «Святки», «Погода на вчера», «Мингер», «Скрытые реки», «Открытка из Хлынова» и «Рыцарь на роликах»).


Ночные любимцы

В книгу Натальи Галкиной, одной из самых ярких и своеобразных петербургских прозаиков, вошли как повести, уже публиковавшиеся в журналах и получившие читательское признание, так и новые — впервые выносимые на суд читателя. Герои прозы Н. Галкиной — люди неординарные, порой странные, но обладающие душевной тонкостью, внутренним благородством. Действие повестей развивается в Петербурге, и жизненная реальность здесь соседствует с фантастической призрачностью, загадкой, тайной.


Рекомендуем почитать
Жизнь на грани

Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.


Улица Сервантеса

«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.


Сетевой

Ольга Леднева, фрилансер с неудавшейся семейной жизнью, покупает квартиру и мечтает спокойно погрузиться в любимую работу. Однако через некоторое время выясняется, что в ее новом жилище уже давно хозяйничает домовой. Научившись пользоваться интернетом, это загадочное и беспринципное существо втягивает героиню в разные неприятности, порой весьма опасные для жизни не только самой Ольги, но и тех, кто ей дорог. Водоворот событий стремительно вырывает героиню из ее привычного мирка и заставляет взглянуть на реальный мир, оторвавшись, наконец, от монитора…


Тайна доктора Фрейда

Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?


Прадедушка

Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.


Татуированные души

Таиланд. Бангкок. Год 1984-й, год 1986-й, год 2006-й.Он знает о себе только одно: его лицо обезображено. Он обречен носить на себе эту татуировку — проклятие до конца своих дней. Поэтому он бежит от людей, а его лицо всегда закрыто деревянной маской. Он не знает, кто он и откуда. Он не помнит о себе ничего…Но однажды приходит голос из прошлого. Этот голос толкает его на дорогу мести. Чтобы навсегда освободить свою изуродованную душу, он должен найти своего врага — человека с татуированным тигром на спине. Он должен освободиться от груза прошлого и снова стать хозяином своей судьбы.