Пена - [37]
— Это ваша сестра? — спросил он Школьникова.
— Да, сестра.
— Можно с ней поговорить?
— Не сейчас, — тихо ответил Школьников. — Сеанс отнимает очень много сил. Она еле жива.
Гости начали расходиться. Уходили, как из синагоги, не прощаясь, но было видно: что-то их объединяет. Так в Рашкове портные покидали вечером Йом Кипура[66] свою молельню, прочитав «Кол нидрей»[67]. Вдруг Макс заметил, что в комнате остались только они со Школьниковым. Школьников стоял возле занавешенного окна, низенький, щуплый, в длинных, темных одеждах, из-под густых бровей пристально глядя на Макса черными глазами колдуна. Максу стало не по себе. Он вспомнил, что сейчас придется спускаться по крутой, неосвещенной лестнице. Целых три этажа…
— Это был мой сын?
Школьников кивнул.
— Артуро не знал польского. Только испанский.
— Они говорят на языке медиума. Используют его тело как инструмент…
— Мне это поможет?
— Да, но не сразу…
— Когда можно прийти снова?
— В понедельник. Или нет, во вторник.
— Как мне выбраться отсюда? — спросил Макс.
— Пойдемте, я вас провожу.
— Все-таки я хотел бы поговорить с вашей сестрой. Хоть пару слов.
— Не сегодня.
Школьников провел его по длинному коридору и потом стоял в дверях, пока Макс медленно, осторожно, как человек, впервые вставший после долгой болезни, за время которой разучился ходить, спускался по лестнице. Колени дрожали, ступеньки казались слишком высокими. Он держался за перила, как старик. Еле выбрался на улицу. Легкий ветерок охладил лицо. Безлюдная, ночная Длугая исчезала в темноте. Трамваи здесь не ходили, дрожек не видать. Он зашагал по пустому тротуару. Макс был потрясен, изменился, словно долго пролежал в больнице или даже не один год отсидел в тюрьме. В этот вечер все стало другим, незнакомым: небо, дома, мостовая, водосточные канавы. Макс не понимал, где он и что тут делает. Остановился, вспомнил: он в Варшаве, живет в гостинице «Бристоль». Он ухлестывает за Циреле, дочерью святого человека, и Райзл Затычкой, любовницей Шмиля Сметаны… Так, хорошо. Ну, и как добраться до гостиницы? Наконец-то появился прохожий, Макс спросил дорогу, и тот объяснил, как пройти. Макс двинулся по Медовой, пересек Козью и оказался на Краковском Предместье. Днем на Медовой шум и толчея, лоточницы хватают покупателей за рукав, но сейчас она тянулась вдаль, полутемная и совершенно пустая. Еще там, где встречаются Козья и улица Подвале, запахло опасностью, которая часто подстерегает ночного прохожего в старом городе. «Как бы меня тут не прирезали!» — насторожился Макс. Редкие газовые фонари едва светили, из старинных домов выползали неясные, приглушенные звуки. С Вислы тянуло сыростью. Макс снова остановился. С чего вдруг Артуро, похороненный в Буэнос-Айресе, оказался в варшавской квартире? Как он нашел дорогу? Когда выучил польский? Обман, мошенничество…
— Не хочешь со мной? — окликнула Макса уличная девушка.
— Нет, красавица. — И он протянул ей десять грошей.
Глава IV
Святой человек пригласил Макса на встречу субботы.
В пятницу Макс был свободен и прошелся по магазинам, накупил всякой всячины: бутылку кошерного вина и, больше для женщин, сладкой водки, строго кошерного, даже с раввинской печатью, лосося, а вдобавок — конфет для Циреле (тоже кошерных) и букет цветов. Макс приехал за два часа до зажигания свечей. Обитатели Крохмальной смотрели, разинув рты, как он с букетом в руках вылезает из дрожек.
Когда он поднимался по лестнице, из всех дверей пахло рыбой, луком, петрушкой и свежей выпечкой. Он вошел к раввину. Ребецн, еще не причесанная, раскрасневшаяся, от удивления всплеснула руками:
— Циреле, поди сюда!
Циреле возилась с чолнтом. Завязала горшок оторванной от старой рубахи полоской ткани, а под нее засунула бумажку, на которой обратным концом ручки для письма вывела номер дома и квартиры.
— Мама! — воскликнула она. — Ты только посмотри, что он принес!
— Да что вы, нам этого не нужно, — запротестовала ребецн. — Даст бог, на Пурим гостинцы пришлете.
— Ёшче далеко до «ма ништана»[68], — припомнил Макс польско-еврейскую поговорку.
— Что это, лосось? Кошерный, с печатью? Кто же такое ест? А водка зачем? У нас никто не пьет, — твердила ребецн. — И цветы… Их-то куда?
— Я их в воду поставлю, чтобы не завяли, — сказала Циреле.
— Не по-нашему это, евреи дома цветов не держат.
— А что, разве цветы трефные?
— Нет, но… Зачем? Деньги на ветер.
— Ой, а это что такое? — удивилась Циреле. — Конфеты! Мам, посмотри, какая коробка! Наверно, два рубля стоит, не меньше.
— Циреле, это тебе.
— Спасибо большое! Транжира…
Циреле пришлось вернуться к чолнту, его уже вот-вот пора было нести в пекарню.
Макс спросил, где святой человек, но тот еще не вернулся из миквы. В кухне мешались друг с другом запахи рыбы, бульона, морковного цимеса и вина, которое ребецн сама делала из изюма.
Макс пошел в комнату. Братство молилось здесь только по субботам утром, а сейчас был накрыт стол, на нем стояли подсвечники — два серебряных и четыре латунных, под вышитой салфеткой лежали две халы, а рядом — хлебный нож с перламутровой рукояткой, графинчик и слегка помятый бокал для кидуша, наверно, старинный. Все готово к субботе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Роман "Шоша" впервые был опубликован на идиш в 1974 г. в газете Jewish Daily Forward. Первое книжное издание вышло в 1978 на английском. На русском языке "Шоша" (в прекрасном переводе Нины Брумберг) впервые увидела свет в 1991 году — именно с этого произведения началось знакомство с Зингером русскоязычного читателя.
В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.