Пегас - [2]

– Что ж, можно смело сказать, что сегодня охота удалась на славу, – умиротворенно заметил Алекс и вместе с лучшим другом Николасом фон Бингеном проехал по двору, заполненному оживленно беседующими всадниками. После долгой скачки никто никуда не спешил. К вечеру заметно похолодало, земля стала твердой, однако ничто не могло остановить любителей погони, так как у всех были отличные лошади – пусть и не такие, как у хозяина замка. Николас сидел верхом на великолепном арабском жеребце, которого великодушно уступил друг.

– С удовольствием его куплю, – заметил фон Бинген, и Алекс рассмеялся.

– Не продается. К тому же этого коня я обещал Марианне; вот только надо еще немного с ним поработать: чересчур своеволен.

– А мне и такой в самый раз, – весело возразил Николас. – К тому же для нее этот жеребец слишком велик. – Он любил ощущать собственную силу и власть над животным.

– Только не говори этого ей, – предупредил Алекс и широко улыбнулся. Марианна не стерпела бы подобного оскорбления; к тому же отец вовсе не был уверен, что друг прав. Дочка ездила верхом намного лучше Николаса, хотя Алекс никогда не осмелился бы открыть ему правду. Фон Бингену порой мешала излишняя горячность, в то время как Марианна обладала нежными и в то же время крепкими руками. Алекс сам учил дочку, и результаты превзошли самые смелые ожидания.

– Кстати, почему ее сегодня с нами не было? – поинтересовался Николас. – Что-то не припомню, чтобы девочка когда-нибудь пропускала охоту. – Марианна давно стала своей среди друзей отца и заслужила всеобщую симпатию.

– Заболела. Пришлось едва ли не привязать к кровати, чтобы удержать дома. Ты прав, до сих пор охоту она еще ни разу не пропускала, – озабоченно пояснил Алекс.

– Надеюсь, ничего серьезного. – В глазах Николаса мелькнула тревога.

– Простуда и высокая температура. Вчера вечером приезжал доктор: я опасался, как бы не пострадали легкие, а он предписал постельный режим. Мое слово для нее не закон, да и доктора она вряд ли послушалась бы, но, кажется, чувствует себя хуже, чем готова признать. Утром, когда я уходил, еще спала, что совсем на нее не похоже.

– А сегодня доктор приедет? – уточил Николас. У него сложились особые отношения с гриппом: пять лет назад лютой зимой, во время эпидемии этой коварной болезни, умерли его жена и четырехлетняя дочка. Он с трудом пережил потерю и, подобно Алексу, так и остался вдовцом – правда, в отличие от друга, с двумя сыновьями – Тобиасом и Лукасом. Когда умерли мать и сестра, Тобиасу исполнилось десять, и он помнил обеих, а вот шестилетний Лукас был совсем еще маленьким. Сейчас спокойный, мягкий Тобиас боготворил Марианну, которая была на два года старше, а живой, озорной Лукас радовался жизни и чувствовал себя прекрасно в любом месте, особенно на спине лошади. Тобиас унаследовал нежную натуру матери, в то время как Лукасу достались огненная энергия и жизненная сила отца. В молодости Николас то и дело попадал в самые невероятные переделки, да и сейчас еще то и дело давал повод для острых обсуждений, будь то очередной бурный роман, причем порой даже с замужней женщиной, или очередное безумное пари – обычно касающееся бешеной скачки верхом. Наездником он был великолепным, хотя и не обладал непревзойденным искусством Алекса фон Хеммерле. Ему никогда не хватало терпения выдрессировать лошадь так, как это делал друг – при том, что он искренне восхищался липицианами Алекса и его уверенным мастерством в сложной науке выездки. Прежде чем отправить животных в Вену, в Испанскую школу верховой езды, фон Хеммерле давал им крепкую основу исполнения удивительных фигур, заслуживших признание у строгих профессионалов и славу у благодарных зрителей.

– Можешь уделить мне минуту? – спросил хозяин, проходя мимо конюшни. Гости уже начали разъезжаться и, садясь в машины, желали друг другу приятного вечера.

– Никуда не спешу, – с небрежной улыбкой ответил Николас и вслед за Алексом свернул к конюшне. Они дружили с детства, хотя Хеммерле был на два года старше, и даже вместе учились в Англии, в частной закрытой школе. Алекс занимался серьезно, в то время как Николас предпочитал приятно проводить время. Впрочем, с тех пор практически ничего не изменилось: он и сейчас от души наслаждался жизнью, при этом оставаясь отличным другом и хорошим отцом, если не считать отдельных проявлений безответственности. Вдовство лишь слегка омрачило его жизнерадостный нрав, а управление поместьем пока не требовало усилий: дело в том, что отец, граф Пауль фон Бинген, пребывал в добром здравии и самостоятельно справлялся с хозяйством. В результате Николас свободно располагал своим временем – в отличие от друга, которому уже в двадцать лет, после смерти отца, пришлось заняться и поместьем, и финансовыми вопросами. В результате Николас до сих пор вел себя словно мальчишка, а Алекс вот уже два десятилетия ощущал себя взрослым, обремененным ответственностью человеком. Друзья удачно дополняли друг друга и со временем стали почти братьями.

Алекс открыл тяжелую дверь конюшни и подвел приятеля к безупречно чистому стойлу, где белоснежная кобыла липицианской породы кормила новорожденного жеребенка. Черный, как уголек, малыш нетвердо держался на тонких ножках. Николас давно знал, что липицианы появляются на свет темно-коричневыми или вороными, так что резкий контраст цветов вовсе не показался ему странным. Прежде чем молодая лошадь посветлеет, должно пройти пять-шесть лет, а полная выездка, как правило, занимает не меньше десятилетия. Четыре года жеребенок проведет дома, а потом отправится на учебу в Вену. Долгий и сложный процесс воспитания настоящего липициана требует знаний, терпения и преданности.