Печальная история братьев Гроссбарт - [27]

– Не шевелись. Не говори, не пой, иначе я тебя зарежу.

Ведьма пронзила ее яростным взглядом, но не шевельнулась, не заговорила, не запела.

– Ты мне скажешь, что делать, – прошептала Николетта, сжимая обеими руками рукоять. – Скажешь, как спастись, или я убью тебя.

Ведьма ухмыльнулась, но промолчала. Потолочные балки опять скрипнули, и Николетта вздрогнула, так что отточенное лезвие оцарапало цыплячью шею карги. На коже выступило немного крови, и ведьма встревоженно поглядела на девушку. Николетта заметила ее страх и торжествующе улыбнулась.

– Если я и умру, то только после того, как выпущу из тебя всю кровь, как из петуха. – Она плюнула в ведьму. – А теперь говори быстро, прежде чем я от тебя избавлюсь и сама разберусь.

– Он теряет терпение, – огрызнулась ведьма, повышая голос. – Съел уже все твои волосы, так что учует тебя за милю. Он по деревьям бегает быстрее, чем олень по земле, а прежде чем солнце снова встанет, сожрет тебя живьем. Одна у тебя надежда, отдай мне нож, чтоб я тебя защитила!

– Я тебе не верю, – прошептала девушка, и на глаза ей снова навернулись слезы.

– Так я тебя быстро прикончу, – в лицо Николетте ударил запах скисшего молока, – все лучше, чем то, что он с тобой сделает.

Девушка окаменела, тяжело дышала и никак не могла совладать с дрожью.

– Но зачем? – прохрипела она с горящими щеками. – Зачем вы это делаете?

– Для удовольствия, – отрезала ведьма. – Ну, и ради вкуса, конечно. Ему тоже для удовольствия, но и для удобства. Чудные эти волосы у него свернутся в желудке, а потом прорастут наружу, так что шкура будет густая и теплая. А раз тебя можно наконец очистить да поделить, он вломится в дверь и так с тобой обойдется, как ему захочется.

Николетта дрожала лишь миг, прежде чем вогнать лезвие в глотку старухе. Рука ведьмы ударила ее по голове, но девушка прыгнула вперед, повалив каргу на землю. Кровь брызнула Николетте в лицо и ослепила ее, обожгла глаза и нос, потекла в рот и глотку. Она захрипела, но нажала сильнее, и ведьма задергалась, царапая пальцами пол, пока из сморщенных губ не вырвался омерзительный булькающий звук.

Крепко зажмурившись, Николетта всем весом давила на рукоять, пока острие не вышло с другой стороны. Конвульсии сменились дрожью, так что ноги карги застучали по полу. Девушка еще некоторое время продолжала сидеть, сгорбившись над ведьмой; горячая жидкость согревала ее лицо и руки лучше, чем смог бы любой огонь. Балки скрипнули, и Николетта вскочила, пытаясь вытереть кровь с лица.

Крыша вновь застонала, и девушка принялась в отчаянии метаться по хижине, пока не нашла маленькое ведерко. Окунув лицо в ледяную воду, она ахнула и впервые вздохнула после того, как убила ведьму. Девушка смогла заставить себя взглянуть на мертвую каргу, лишь вообразив, что та снова поднимается на ноги у нее за спиной. Повернувшись к очагу, она посмотрела на то, что сотворила.

Кровь старухи покрывала пол от одной стены до другой, а ее голова была почти отрезана от тела. Николетту била такая крупная дрожь, что нож выскользнул из пальцев, а потом полено выстрелило в огне, от чего сердце пропустило удар, ноги подкосились, а глаза метнулись к потолку. Ее окутало безмолвие ночи, она впервые заметила, что ни птицы, ни насекомые не нарушают тишину в этой части леса. Девушка сглотнула, почувствовала во рту горьковатый вкус крови старой ведьмы и сплюнула на труп.

Ее сердце колотилось так быстро, что обогнать его могли только мысли. Преступление, которое не было преступлением, привело разум в действие, и Николетта бросилась исполнять план. Она задержала дыхание, схватила ведьму за уши, уперлась ногой в окровавленное плечо и потянула. Голова не подалась, но одно ухо оторвалось. Девушка взвизгнула, выронила его и прикрыла рукой рот, пытаясь заставить себя замолчать.

Крыша зловеще прогнулась, и Николетта перепрыгнула через широкую черную лужу, поблескивавшую в отсветах огня. Схватив ржавый топор, она вернулась к ведьме и, представив себе, что туша у ее ног – просто очень упрямое полено, занесла его над головой, точно опытный лесоруб. Ее ноги окатило брызгами, но это беспокоило девушку куда меньше, чем скрипящая крыша. Она схватила голову и бросила в огонь, где та яростно зашипела, а пламя ослабло.

В полумраке Николетта отложила топор, снова взялась за нож, опустилась на колени и принялась в безумной спешке срезать с тела ведьмы окровавленную одежду. От ведьмы несло ужасной вонью, на коже тут и там проступали пятна плесени, а кое-где из маслянистых складок проглядывали лишние соски. Девушку сотрясали рвотные позывы, но она не сдавалась, сваливая лохмотья у шипящего очага.

Муж ведьмы, судя по всему, расхаживал по крыше туда-сюда, с потолка обильно сыпалась пыль, когда Николетта вновь поставила кресло у огня так, что обезглавленный труп оказался между ней и очагом. Тут ее осенила новая мысль, и девушка принялась размазывать остывающую кровь по рукам, ногам и лицу, но не смогла заставить себя нанести ее на живот или грудь. Натянув грязную, зловонную одежду, она с трудом подошла к двери, до скрипа сжала зубы и откинула щеколду, так что створка отворилась внутрь.