Пазлы - [7]

Поздно вечером — из гостиницы дозвониться невозможно — пришлось мне отправиться на переговорный пункт, чтобы поговорить с невестой, но угодил я в районную больницу.

Вид мой, в легком плаще вместо полагающегося по погоде тулупа, был явно иногородний, что и заинтересовало местное хулиганье. Меня оглушили, обобрали и оставили валяться в подворотне, куда через час подъехала скорая помощь, вызванная вернувшимся со второй смены жильцом.

Срок свадьбы давно истек, но в больнице моя невеста так и не появилась. Когда я мало-мальски очухался, то первым делом позвонил ей. Никто не ответил. Дело было в выходные, и я дозвонился домой к приятелю — сослуживцу.

— У нас большие перемены, — сказал он, — тестя твоего будущего перевели всерьез и далеко. А ты молись на свою пневмонию и не высовывайся как можно дольше.

В больнице я познакомился с девушкой. Она попала туда, попытавшись отравиться из-за несчастной любви — выпила бутылку какого-то очистителя для унитаза и пошла к любимому умирать.

Ее выписали, но она пришла меня навестить, потом еще раз… Я думал о ней, ждал…

Девушка сказала, что смирилась с неудачной любовью, и, во многом, благодаря нашему общению.

Она снимала комнату у старушки, в старом деревянном доме, и когда я выздоровел, то пришел к ней, и только через неделю вернулся в свой город».

7

Шефу нравятся его апартаменты: пятикомнатная квартира — чешский проект.

— Две лоджии, раздельный санузел: такая, в свое время, была у моего начальника — генерал-майора — мы его называли Шефом, так уж ему хотелось. Я сейчас могу хоть дворец заиметь, каждый может — но зачем? Заходил я тогда к нему изредка — думал: «Настанет мое время». Вот и настало — вневременье… Для приемов хатка мала, но я кучность люблю. Чтобы все друг о друга терлись, чтоб, как дружная большая семья…

Шеф, кажется, возбужден. В гостиной собрались человек двадцать, остальные, судя по гомону, разбрелись по квартире. В кухню, где а-ля-фуршет, тоже набилось немало нынешних моих сотрудников. Я урвал стакан водки, закусил лимоном со шпротиной. Впервые, после известных событий, как будто расслабился.

Странное дело с пищей местной и питьем: пьешь и ешь, вкус ощущаешь и запах, но как-то так, будто у тебя ангина: притуплено, пресно, нет ожидаемого эффекта, так сказать, удовлетворенности: сытости-опьянения. Разве что, в какой-то момент понимаешь — надоело, хватит…

Дым сигаретный, музыка, каламбуры… Барышни, кавалеры, танцы, неприкрытый флирт. Парочки пропадают на время, появляются снова, исчезают, распадаются-сходятся… А у Шефа, замечаю, неприятности: он пытался объясниться с малолетнею Зинаидой, но та захохотала истерично, сказала что-то гадкое и, прихватив за талию стоявшую рядом девушку, принялась вальсировать с нею под совершенно неподходящую музыку. И при видимом веселье, вдруг возникло ощущение, что многим здесь то ли не весело, то ли обрыдло все. Даже тот, кто смеется — смеется скучно, и партнеры жмутся друг к другу бесстрастно. А Шеф на Зину вовсе не обижен — смотрит по сторонам: все ли в порядке — но тоже без особого интереса, и по-детски кипучая Зина играет явно постылую роль.

Я обратил внимание на ее партнершу — та самая темноволосая, сероглазая — моя секретарша. Танец кончился. Девушка, ощутив мой взгляд, подошла без стеснения.

— Потанцуем, босс?

— Меня зовут Денис Карпович.

— Знаю, — сказала она, — хотя мы и не знакомились. — Интересное у вас имя.

— При рождении мне дали имя Дионис, — начал я объяснять, непонятно для чего. — Папа был технологом-виноделом, а мама увлекалась древнегреческой мифологией. Потом отец спился, бросил службу, каждый вечер напивался до уматиков, а по утрам с похмелья изучал философские труды. Родители развелись, мать снова вышла замуж — родила отчиму двойню. В шестнадцать лет я получил паспорт и сменил имя, а в восемнадцать ушел из дому, и вина совсем не пью, только водку. Сам не знаю, зачем все это рассказываю?

Сам не знаю, почему я соврал про уход из семьи, про несуществующих сводных братьев или сестер… Может, мне захотелось тогда ее разжалобить? Хотя и круто пил папаша, но терпела мать — не дошло до развода.

— Наверно, вы давно не общались с женщинами? — спросила она.

— С молодыми и красивыми — давно… Извините, но я не знаю вашего имени…

— Ариадна, — она захихикала. — Это вам за то, что не знаете… А вообще-то мы здесь все на «ты», так что давайте выпьем на брудершафт, и я скажу, как меня зовут.

Мы выпили на брудершафт. Я поцеловал в губы молодую, красивую женщину — это было вполне приятно, но ожидаемого ощущения не принесло.

Мы танцевали медленно, музыка, в данном случае, была подходящей.

— Меня зовут Алиса, я появилась из сказки, — шептала она. — Со мною случаются чудеса. Просто чудо, что ты обратил на меня внимание среди такого количества девочек. Я собираюсь этим воспользоваться, пока не поздно. Скоро ты не захочешь на меня смотреть и станешь таким же, как все в этой гнусной инспекционной группе.

— Но почему же, Алиса, я не стану на тебя смотреть?

— Ты же выездной, начнешь в командировки ездить. А я секретарша, сижу в конторе, кофе подаю, бумаги раскладываю… Мальчики наши меня не замечают, и девочки не рассказывают ничего, им со мной неинтересно. Все шушукаются между собой, да и то — не часто. Боятся чего-то. В конторе почти всегда пусто — люди на объектах. Прежний старший инспектор поначалу мало ездил — было с кем словом перемолвиться, а потом зачастил. «Не могу подписывать, если лично не увижу и не перепроверю» — централист чертов. Видишь, в углу двое наших, почти не пьют, не едят… Остальные — вовсе не пришли. Посмотри, как одеты — знают, что теперь в моде. Я у них фасоны сдираю — самые последние. Хоть какое-то преимущество…