Павел I - [9]
В Кронштадте «число кораблей хотя значительно было <…>, но они большею частию были ветхие, дурной конструкции, с таким же вооружением <…>. Капитаны любили бражничать. Офицеры и матросы были мало практикованы <…>. Форма не строго соблюдалась. Часто случалось встречать офицеров в мундире, в пестром нижнем платье, с розовым галстуком и в круглой шляпе. Едучи куда-нибудь, особенно капитаны любили иметь за собою вестового, который обыкновенно нес шпагу и плащ <…>. В порте был во всем недостаток, и воровство было непомерное, как в адмиралтействе, так и на кораблях. Кронштадт утопал в непроходимой грязи; крепостные валы представляли развалину, станки пушечные оказывались рассыпавшимися, пушки – с раковинами, гарнизон – карикатура на войско <…>. Со вступлением Павла на престол все переменилось. В этом отношении строгость его принесла великую пользу» (Штейнгейль. С. 97–98).
На третий день по восшествии, 10-го ноября, «поутру вступили в С.-Петербург из Павловского и Гатчины все войска, там находившиеся. <…> По прибытии на площадь Зимнего дворца все сии войска прошли церемониальным маршем, тихим шагом мимо императора, потом зашли во фронт в одну линию, где император Павел I сам изволил объявить им изустно, что они поступают в гвардию <…>. Обер-офицеры поступали теми же чинами, а штаб-офицеры полковниками <…>. – Полки гвардии все были переформированы» (Волконский. С. 180). – «На сие-то собственное войско <…> и полагал он всю надежду и потому поместил их в старинную гвардию и порядочно перемешал с нею; а чрез самое сие и подсек он ей все крылья; ибо если б и восхотелось ей что-нибудь дурное затеять, так, будучи перемешана с новыми сими войсками, не могла на то отважиться. А самое сие развязало вкупе государю руки к давно замышляемой им с гвардиею великой реформы» (Болотов. С. 221).
«Новые пришлецы из гатчинского гарнизона были представлены нам. Но что это были за офицеры! Что за странные лица! Какие манеры! <…> Легко представить себе впечатление, которое произвели эти грубые бурбоны на общество, состоявшее из <…> офицеров, принадлежавших к лучшим семьям русского дворянства. Все новые порядки и новые мундиры подверглись строгой критике и почти всеобщему осуждению. Вскоре, однако, мы убедились, что о каждом слове, произнесенном нами, доносилось куда следует» (Саблуков. С. 23).
«Нельзя изобразить, в каком странном и удивительном положении была до сего гвардия и коль многие злоупотребления господствовали в высочайшей степени в оной <…>. Полки, хотя счислялись в комплекте, но налицо бывала едва ли и одна половина оных, но как жалованье отпускалось на всех, то командиры <…> из жалованья распущенных скопляли превеликие экономические суммы <…>. Го – сударю было сие неугодно» (Болотов. С. 221, 249).
«Несомненно, что император никогда не оказывал несправедливости солдату и привязал его к себе, приказывая при каждом случае щедро раздавать мясо и водку» (Беннигсен. С. 119). – «Солдаты гвардии любили Павла. <…> Вспышки ярости этого несчастного государя обыкновенно обрушивались только на офицеров и генералов, солдаты же, хорошо одетые, пользующиеся хорошей пищей, кроме того осыпались денежными подарками» (Ланжерон. С. 133). – «Многим сие не очень было приятно» (Болотов. С. 249).
«Всем известно, что гвардейские наши полки, во все те многие годы, покуда продолжалось у нас женское правительство, мало-помалу приходя час от часу в вящее уважение, а особливо чрез действия <…> при бывших переворотах и переменах правительства, достигли наконец до такого уважения, что <…> потомки наши не только б стали удивляться, но едва ли б не в состоянии были поверить, что все то существовало в самом деле <…>. Монархиня у нас была милостивая и к дворянству благорасположенная, а господа гвардейские подполковники и майоры делали что хотели» (Болотов. С. 220–221, 223). – «При императрице мы помышляли только чтоб ездить в общества, в театры, ходить во фраках» (Комаровский. С. 53). – «Отныне ни один офицер, ни под каким предлогом, не имел права являться куда бы то ни было иначе, как в мундире. <…> Нам сообщили, что офицерам вообще воспрещено ездить в закрытых экипажах, а дозволяется только ездить верхом, или в санях, или в дрожках» (Саблуков. С. 22).
«Для содержания себя в Петербурге гвардейскому офицеру требовалось очень многое. Ему нельзя было обойтись без <…> хорошей и дорогой новомодной кареты <…>, без многих мундиров, из коих и один не менее стоил 120 рублей <…>, без множества дорогих жилетов, без хороших сюртуков, дорогих плащей и великой цены стоящих шуб, без множества исподнего платья, шелковых чулков, башмаков, сапогов, шляп и прочего. Сверх того надобно было иметь хорошую квартиру, не гнусный стол, многих служителей, одетых порядочно <…>. В таковом-то положении застал государь свою гвардию <…>. Уничтожил он вдруг и одним разом все сие <…>, переменив сперва у всех гвардейских офицеров мундиры и вместо прежних дорогих приказав сделать их из недорогого темно-зеленого сукна, подбитые стамедом и столь недорогие, что мундир не стоил более 22 рублей» (Болотов. С. 188–189).
