Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена) - [25]

Гвардейский офицер бесстрастно сказал:

– Императора больше нет. Есть императрица Екатерина. Либо вы возвращаетесь, либо мы будем стрелять.

Офицер явно досадовал, что у него не хватает сил чтобы попросту арестовать Петра и сопровождавших его лиц. Это поняли все. Воронцова разрыдалась, истерики случились и с другими дамами... Галере пришлось вернуться в Ораниенбаум.

Канцлер граф Воронцов, вице-канцлер князь Александр Михайлович Голицын, граф Александр Шувалов, князь Никита Трубецкой – первые из первых в свите императора – предложили самим поехать к Екатерине и выяснить все на месте. Петр ухватился за это предложение... Но придворные остались придворными, они умели держать нос по ветру! Поехать они поехали и записку Петра повезли с собой, но появившись и повинившись, все принесли присягу Екатерине и остались в ее свите. Благодаря этому и Воронцов и Голицын сохранили за собой свои кресла.

Петергоф был захвачен на следующий день. Павел с остатками свиты бежал в Ораниенбаум. А вскоре генерал Измайлов привез согласие Петра отречься от престола и просьбу отпустить его в Шлезвиг-Гольштейн с Елизаветой Воронцовой и суммой денег, «приличной его положению». Под запиской стояло уничижительное votre humble valet37*Преданный Вам лакей. – (франц.).*; прочитав это, дворяне недоуменно и брезгливо переглянулись. Просьба, однако, была сочтена «подлежащей обсуждению», и вскоре Алексей Орлов вкупе с генерал-аншефом Василием Ивановичем Суворовым, сенатором и членом Военной коллегии, доставили бывшего императора в Петергоф для подписания отречения.

Та самая зала, в которой готовилось тезоименитство императора, была залита светом люстр, сверкала хрусталем и золотом. Петра бесцеремонно подтолкнули к креслу. Алексей Орлов подал перо, сунул заготовленный лист бумаги:

– Подписывайте.

И что-то под нос буркнул: «тварь» или «предатель»... А за его плечом молча и внимательно поблескивал стеклышками очков Панин.

Воронцова, стоявшая поодаль, заплакала.

Петр аккуратно переписывал с брульона:

«...в краткое время правительства моего самодержавного Российским государством, самым делом узнал я тягость и бремя, силам моим несогласное...»

Затем расчеркнул пером бумагу и спросил, как ребенок, которому могут отказать в любой просьбе:

– Я могу уехать в Ропшу?38*Мыза под Петергофом (25 км), наследственное имение Петра III.*

– Вне всяких сомнений. Эскорт подобающий вам будет предоставлен.

Петр хотел было возразить, но понял: никакой это не эскорт, это – конвой...

– Графиня Воронцова может поехать со мной?

– Графиню Елизавету Романовну настоятельно ждет в Петербурге ее отец, – вежливо поклонился скорее Елизавете, чем Петру, Панин. Роман Илларионович, отец Елизаветы, был одним из богатейших людей России, а его брат, Михаил Воронцов, продолжал оставаться канцлером империи; лишняя же улыбка никому и никогда не мешала.

Через несколько часов Петр в сопровождении Алексея Орлова, капитана Пассека, князя Барятинского и других назначенных в конвой офицеров был отправлен в замок Ропша. Ему было позволено взять с собой только скрипку и пса.

Что с ним там делали – неизвестно (впрочем, догадаться можно). На следующий день Екатерина получила записку из Ропши, от Алексея:

«Матушка милостивая Государыня; здравствовать Вам мы все желаем... Урод наш очень занемог... Как бы сего дня или ночью не умер... Орлов Алексей».

Это – вопрос, и весьма настоятельный. У нас, мол, все готово: почки у «урода» отбиты, харкает кровью. Только пальчиком кивни, и умрет. Или не надо, чтобы умирал? Матушка, ответь, ради Бога!..

Ответила ли она? Что ответила? Или ничего на это не ответила?

Ей пришлось принимать в эти дни очень трудное решение. Дело даже не в том, что убить в первый раз в жизни человека, мужа, царствующую особу – не просто. Тех мук, которые гораздо позже припишет Раскольникову Достоевский, она явно не испытывала. Она была уверена в своем «праве на кровь по совести». В конце концов, не так ли поступила с надоевшим мужем и Мария Стюарт? И разве не провозгласил патриарх Полиевкт при короновании императора Цимисхия, что таинство помазания на царство смывает все грехи, – в том числе и грех цареубийства?

Однако – это обычно упускают из виду – убийство Петра III никоим образом не входило в планы сил, стоявших за спиной Екатерины. Им было бы выгоднее, чтобы он оставался жив, и у них был бы дополнительный мощный рычаг постоянного давления на новую императрицу. Разумеется, сама она этот рычаг им в руки давать не хотела. Но нужно отчетливо понимать, – и она это понимала! – что убийство Петра будет однозначно понято масонами как шаг к разрыву с ними.

И она решилась на этот шаг!

Мы не знаем, да, видимо, и никогда не узнаем, что она сделала (или чего не сделала) в те дни, но, очевидно, этого оказалось достаточно тем, кто был в Ропше.

И через считанные дни из Ропши пришло сообщение о смерти Петра.

«Матушка милосердная Государыня! – писал якобы Алексей Орлов. – Как мне изъяснить, описать, что случилось. Не поверишь верному своему рабу, но как перед Богом скажу истину. Матушка, готов иттить на смерть. Но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на Государя – но, Государыня, свершилась беда, мы были пьяны и он тоже, он заспорил за столом с князь Федором, не успели мы разнять, а его уж и не стало, сами не помним, что делали, но все до единого виноваты – достойны казни, помилуй меня хоть для брата; повинную тебе принес и разыскивать нечего – прости или прикажи скорее окончить, свет не мил, прогневили тебя и погубили души навек!»...