Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена) - [27]

Панин поклонился еще ниже. Императрица склонилась к нему и быстро, но негромко проговорила:

– О регентстве не может быть и речи, Никита Иванович, имейте это в виду!

Встав, она подняла ребенка на руки, показывая его толпе, и провозгласила:

– Мой сын, великий князь Павел Петрович – наследник престола – отныне будет первым из моих подданных.

Слова Екатерины были встречены новым шквалом криков ура! Она вновь вверила ребенка Панину:

– Я прошу вас отвезти Его Высочество к нему домой, а самому как можно скорее прибыть в Зимний дворец. Я буду там. Сенат и Синод там будут приносить мне присягу.

Панин склонился в привычном поклоне, взял маленького царевича за руку. Он уже понял свою ошибку. Скромный утренний туалет Павла, непрезентабельная белая рубашонка без жабо... На фоне сияющего повсюду золота эполет и аксельбантов, шевронов и позументов Павел не произвел ровно никакого впечатления... Ах, ему надо было как следует одеть ребенка... Впрочем, если бы он и одел Павла, что бы это изменило...

Снаружи гремели пушечные выстрелы... Немыслимое волнение объединило народ, военных, солдат и офицеров, духовенство, чиновников, мелких лавочников, уличных торговцев и зевак, и везде разносились в один голос радостные крики:

– Да здравствует Екатерина! Да здравствует императрица!

Панин осторожно поднялся в карету, и, посадив ребенка на сиденье, заваленное мехами, прошептал ему:

– В конце концов, рано или поздно, вы, продолжатель династии Романовых, наденете шапку Мономаха. Так что все в порядке...

И подумал: «Екатерина себя короновала – нас же околпачила».

***

В море гвардейского и дворянского ликования бесследно канули отдельные попытки возмутиться происшедшим. Тем не менее история сохранила свидетельства К.К. Рюльера, секретаря французского посланника и очевидца переворота, видевшего в петербургском кабаке мордобой, учиненный матрозами гвардейцам, которые «за штоф водки продали императора»...

ГРАД НЕСРАВНЕННЫЙ

Государство – это таинственный корабль, якоря которого находятся в небе.

А. Ривароль

Царевич Павел, восьми лет от роду, настоятельно хотел знать, что случилось с его отцом. В ответ – то бесстрастное молчание, то фальшивые улыбки и многословная, но ни на какие вопросы не отвечающая болтовня чиновников и чиновниц, обязанных заботиться о маленьком князе, но не обязанных вникать в его проблемы. Даже Панин, близкий из близких, дает уклончивые ответы, повторяя то, что Павел уже знает: в империи происходят серьезные события, государыне Екатерине пришлось взять власть в свои руки...

– Но что случилось с Его Величеством императором? С моим отцом?

– Мы это обязательно и скоро узнаем...

Впрочем, с Паниным было весело и интересно. А вот вечерами, когда гасили свечи и лампы, а граф Панин почтительно удалялся из его комнаты, наступало одиночество...

...Тем утром граф Панин попросил Павла собраться с мужеством:

– Ваше Высочество, на меня возложена скорбная обязанность сообщить вам, что Его Величество император Петр Третий скончался от геморроидальной колики. Позвольте выразить вам самые искренние соболезнования.

Павел Петрович бросился к воспитателю:

– Отведите меня, сударь, к гробу моего отца. Я – его наследник, и я должен с ним попрощаться.

– Но похороны Его Величества уже прошли... – растерянно развел руками Панин.

Павел Петрович покраснел от гнева:

– Моя мать не сообщила мне об этом? Но сейчас я – император! Она это понимает?

– Ваша мать признана государыней нашей страны...

– Вы хотите сказать регентшей?

Панину и самому хотелось, чтобы это было так. Но это было не так.

– Ваше Высочество, ваш возраст не позволяет вам быть государем. Ваша августейшая мать взяла на себя обязанность править страной.

Павел Петрович так стремительно приблизился к своему воспитателю, что тот невольно отступил:

– Граф Панин, власть может принадлежать лишь сыну умершего императора. Я прошу вас сообщить моей матери, что я хотел бы ее видеть сегодня же!

Такой твердый тон у восьмилетнего ребенка привел Никиту Ивановича Панина в изумление. Fr das Kind ist nicht gut genug40*Для ребенка ничего не бывает достаточно (нем.).*. Он поклонился, попрощался кивком головы и вышел из заполненного сотнями книг кабинета.

Господин Николе, француз, преподаватель Страсбургского университета, ждал юного князя для еженедельного занятия. Павел вежливо велел ему уйти, а сам прошел в другой конец просторной библиотеки и сел в огромное кресло, в котором, казалось, совершенно утонуло его тщедушное тельце.

Ребенок слышал такой оглушительный внутренний шум, что вряд ли способен был сегодня не то что понять, но услыхать что-нибудь из урока. В его головке роились мысли, чрезвычайно близкие тем, которые в это же время обуревали его мать, разве что в мыслях Павла было поболее тумана. Идеальное государство, в котором он сам был бы идеальным монархом... Он знал, что у него хватит ума, такта, силы воли и чувства собственного достоинства, чтобы ему внимали подданные, которых он представлял себе в новеньких одинаковых мундирах и вицмундирах и без этой отвратительной снисходительной ленцы в голосе, как у графа Панина, без этой его слегка шаркающей походки... Он – сын покойного императора, а не капризный ребенок! И он, в конце концов, заставит себя уважать! Почему к нему не приходит его мать, почему он обречен на одиночество в обществе старых равнодушных людей?