Паутина - [26]

Дымов повернулся к Рябинину и в ответ на его молчаливый недоумевающий взгляд решительно и отрывисто сказал:

— Едем к Барабихиным, к вашей сестре…

— Что случилось? — Рябинин поспешно встал.

— Зверь вышел на тропу, и мы идем по его следу… Быстрее!

А в эти часы в квартире Барабихиных разыгрывался трагический, но еще не последний акт постановки, авторами и режиссерами которой были шефы заокеанской разведки, засевшие в западном Берлине.

…Когда Рущинский, прихрамывая, вошел в комнату, которую Тася именовала столовой, он быстро огляделся. Его профессионально наметанный взгляд скользнул по мебели, по стенам, увешанным цветными тарелочками и гравюрами, и задержался на столике, на котором стояла небольших размеров радиола. Затем он опустился в широкое кресло, заботливо придвинутое Тасей, откинулся на спинку и вытянул ноги.

— Вам очень больно? — спросила Тася. — Я сейчас достану бинт.

Она стала рыться в шкафу и вынула домашнюю аптечку, но Рущинский остановил ее.

— Не надо, — сказал он.

Тася недоуменно оглянулась и увидела, что ее знакомый уже совершенно прямо сидит в кресле и с лица его исчезло страдальческое выражение.

— Не надо, Таисия Игнатьевна, — повторил он. — Присядьте, пожалуйста. Мне нужно с вами поговорить об очень серьезном деле.

— Но ваша нога… Разве боль уже прошла?

— Да, прошла… Садитесь же, прошу вас!

В голосе Рущинского Тася уловила едва заметные нотки нетерпения. Она села на стул, стоявший рядом с креслом, и шутливо спросила:

— О каком серьезном деле вы собираетесь говорить? Уж не хотите ли вы объясниться мне в любви? Прошу не забывать — у меня есть муж.

— О нем-то я и хочу поговорить с вами, — медленно, чеканя слова, сказал Рущинский.

— О Ване?.. Чем же он вас так заинтересовал?

Но Рущинский ответил не сразу. Он внимательно посмотрел на молодую женщину, провел языком по внезапно высохшим губам и, сжав ручки кресла, словно весь подался вперед.

Сейчас он ставил на карту все. Круг замыкался. Он был уверен, что, выполняя задание, полученное в Берлине, не допустил ни одного промаха, ни одной ошибки и все же волновался. В случае удачи его ждали деньги, большие деньги… Он мог год, два ни о чем не думать, жить в свое удовольствие… В случае же неудачи… Но неудачи не могло быть. Эта легкомысленная молодая женщина, которая сейчас сидит рядом с ним, — в его руках!

Риск? Да, риск, но кто же в его положении не рискует? Ошеломляющая неожиданность, внезапность, лобовой удар — вот что должно обеспечить успех. Время не ждет, шефы торопят…

Еще совсем недавно Рущинскому, правда, тогда он был не Рущинский, пришлось выполнять подобное задание в Германии, но тогда все было проще, а сейчас…

— Послушайте, Таисия Игнатьевна, — он начал тихо и вкрадчиво. — Меня интересует работа вашего мужа, некоторые цифры, расчеты, чертежи. Я знаю, вы мне сами рассказывали, что Иван Васильевич помногу работает дома…

Тася, широко раскрыв глаза, смотрела на своего гостя, улыбка постепенно исчезала с ее побледневшего лица. А Рущинский продолжал:

— Я не хочу, чтобы вы меня ошибочно поняли, вы мне дороги, мне дорога ваша честь, ваше доброе имя. Но у меня нет выбора. Я могу сейчас, здесь, немедленно передать вам компрометирующие вас документы, но только при одном условии. Дайте мне познакомиться с материалами вашего мужа. С его записными книжками, черновыми тетрадями, дайте мне возможность познакомиться с его сейфом, с ящиками письменного стола. Я ничего не возьму, уверяю вас, я только… — Рущинский показал на свой фотоаппарат.

— Негодяй! — задыхаясь, проговорила Тася и вскочила со стула. — Так вот вы кто! Уходите немедленно, иначе я…

— Успокойтесь! — Рущинский встал и шагнул к ней. — У меня слишком мало времени доказывать вам, что я не враг, а ваш друг. Я совсем не хочу предавать огласке ваши встречи со мной, посещение мною вашего дома. Все это навряд ли будет приятным для майора Барабихина. Но суть даже не в этом… Вот! — Рущинский открыл свою папку, вынул оттуда несколько небольших бумажек, похожих на бланки фототелеграмм, и поднес их к глазам Барабихиной.

— Это — копии ваших расписок, которые вы давали в Берлине господину Штрумме… Можете убедиться.

Тася взглянула на бумажки. Да, это был ее почерк… «Расписка. Выдана господину Штрумме в том, что…» А вот вторая расписка, третья…

На секунду ей стало легче. Какие же это неприятные документы? Она несколько раз брала вещи в долг, давала расписки, потом долг покрыла… Что же тут плохого?

Прижимая руки к сильно бьющемуся сердцу, стараясь говорить как можно спокойнее и тверже, она ответила:

— Я не знаю, как к вам попали эти бумажки… Можете их посылать куда угодно… Я покупала в магазине Штрумме — и за все расплатилась.

— Расплатились? — насмешливо протянул Рущинский. — А где доказательства? Нет, вы не расплатились… За услуги, которые вам оказал господин Штрумме, он требует тоже услуги… Той, о которой я уже вам сказал…

Услуги!.. Мгновенно в памяти Таси всплыла картина ее последней встречи с Штрумме. Чуть согнув в полупоклоне свою высокую, худую фигуру, этот любезный старик говорил что-то такое об услуге за услугу. Он действительно оказал ей услугу, отпуская вещи в кредит, но какую ответную услугу могла оказать ему она? Тася тогда не придала его словам никакого значения, так же как не придавала значения и распискам. Пустая формальность! Только после бурного объяснения с мужем она стала смутно догадываться, что Штрумме неспроста так охотно предоставлял ей кредит и даже уговаривал не стесняться и брать побольше… Очевидно, у него были какие-то неизвестные ей, тайные намерения. И его совет ничего не говорить мужу, и его слова о взаимном секрете приобрели новый, опасный смысл.