Паутина миров - [5]

Третий хитник оказался земляком Гарреля.

Лещинский смотрел в безмятежное, длинное лицо мертвеца, на вызолоченные роговые выросты на скулах, и не мог отделаться от ощущения, что это и есть Орхо Со Нон Наррель, высокородный владетель… и кто-то там еще. Разобраться в сословной структуре арсианского общества мог бы, пожалуй, только профессор Сахарнов. Да и то, если бы сидел у себя на кафедре, а не между лавкой скобяных изделий и лупарней бабы Зои.

Что ни говори, а чужаки все на одно лицо…

– Сирень, здесь один из ваших. Не знаешь такого, браза? – Лещинский склонился над мертвым арсианцем.

– Млять! – совсем по-человечески ругнулся Гаррель. – Ну все, с Корсиканца – простава. Догадываешься, Мак, кого мы завалили?

– Есть версии, – отозвался Лещинский.

Что ж, выходит, он не ошибся. Сегодня под заградительный огонь излучателей попал командир самого лихого и безбашенного бандформирования побережья. Высокородный владетель… и что-то там еще.

Это на Арсиане покойный Орхо Со Нон Наррель чем-то высокородно владел, носил тогу с алым кантом и заседал в палате лордов. Здесь же он стал главарем хитников: своры налетчиков, убийц и террористов, не желающих жить по законам Корсиканца. Да и ни по чьим другим законам, включая божеские.

Здесь все поменяли маски. Вынужденно, с болью, с кровью и содранной кожей.

Профессор Сахарнов выменивает на деревянные игрушки еду и обноски. Модельер То Нда Хо Гаррель управляет бронеходом и выжигает хитников, дерзнувших пересечь условную границу скороспелого государства Корсиканца. Бывший студент педунивера Костя Лещинский тоже водит боевую машину чужаков и ловит недовольных режимом в перекрестье прицела.

Сам же Корсиканец был то ли копом, то ли налоговиком; новоиспеченный диктатор оградил свою земную биографию завесой нарочитой таинственности. Пока он обеспечивал людей защитой, кровом и едой, никого его прошлое не волновало. Скрытничает, рассказывает сказки – значит, есть на то причины. А если кто-то вздумает совать нос куда не следует, за Корсиканца – гвардия. За Корсиканца – ополченцы. За Корсиканца – все люди и нелюди, живущие от Чумного городища до Парка, от Забора до Космодрома.

– Отойди, Мак, – проскрипел в наушниках голос Гарреля. – Высокородного владетеля надлежит хоронить с почестями.

– Работай, Сирень, – отозвался Лещинский. – Я – дальше.

Он поспешно отошел от трупа арсианского лорда. Зашипел огнемет бронехода – Гаррель дал на форсунки полную мощность, спину Лещинского окатило жаром.

Неожиданно пришел в себя карлик-нген. Тот самый хитник, который прятался за грудой битого кирпича, где его и поджарил Гаррель. Нген заперхал, забил по земле обгоревшими ручками-ножками. Лещинский склонился над ним, ощущая тошноту: сильно уж досталось недомерку, человек или арсианец с такими ожогами давно бы отправился на тот свет.

– …кара с неба на наши-ваши голова… – прохрипел карлик. – Шло сказаться Корсиканцу… Долбаные уроды, зачем оно палить?..

Слова карлика заинтересовали Лещинского.

– Что сказать? Зачем вашу шайку сюда принесло? – торопливо спросил он.

Карлик облизнул растрескавшимся языком покрытые волдырями губы, а затем быстро-быстро затараторил на языке нгенов. Лещинский чертыхнулся, но раненого прерывать не стал: он надеялся, что толмачи Корсиканца смогут разобрать слова на записи, которую продолжала вести камера. К тому же коротышка мог отключиться в любой момент, пусть говорит, пока говорится…

Тирада нгена оборвалась, агония заставила карлика выгнуться дугой так, что затрещали кости. Лещинский попятился: с этого взять больше было нечего. Кто там еще остался?

Птичник – долговязое голенастое создание, похожее на скудно оперенного пингвина, – был пронзен ржавой арматурой и вызывал неуместные ассоциации с шашлыком, которого Лещинский не ел уже черт знает сколько времени. Гвардеец сплюнул и пошел дальше.

Живых больше не было.

Люди, арсианцы, нгены, рептилоиды, птичники – не имело значения. В хитники рекрутировалось разное отребье: гангстеры, уголовники всех мастей и со всех краев. Они брали, что плохо лежит. Отнимали у невольных колонистов самое необходимое, то малое, что удавалось добыть среди руин. Хитников ненавидели и боялись, но ненавидели все-таки больше. И Лещинский не испытывал угрызений совести, глядя на скорчившиеся от адского жара тела.

– Ополченцы, Мак! – предупредил Гаррель.

– Понял тебя, Сирень.

Перепрыгивая через трупы, Лещинский направился к своему бронеходу.

Крысиный пустырь ожил, зашевелился. Ополченцы валили нестройной толпой, с гиканьем и прибаутками на разных языках. Предвкушали.

Мешать им не стоило.

Лещинский взобрался в кабину, устроился в кресле, взялся за рычаги управления.

Не стесняясь присутствия гвардейцев, ополченцы деловито мародерствовали, грабя мертвецов. Находились любители запечатлеть это славное деяние. Водрузить ногу на труп врага. Щербато улыбнуться в объектив старенького цифрового фотоаппарата. И снова – грабить.

У Лещинского это зрелище вызывало нервный тик. Гопники ему осточертели еще дома, но там у него не было под рукой бронехода. Пальцы невольно сжались на гашетке бортового излучателя.

– Мак, Сирень, – взволнованно заговорил Полынин. – Наблюдаю горячий торнадо. Направление юг – запад.